18+
18+
РЕКЛАМА
Интервью, Светлана Кармалита: «В некоторых городах „Трудно быть богом“ отказывались брать в Светлана Кармалита: «В некоторых городах „Трудно быть богом“ отказывались брать в прокат»

Светлана Кармалита: «В некоторых городах „Трудно быть богом“ отказывались брать в прокат»

Картина Алексея Германа «Трудно быть Богом» стала одной из самых долгожданных. Работа над ней велась даже не годами, а десятилетиями.

Идея появилась у режиссера в 1968 году. Производство фильма началось в 1999-м. Завершили фильм в 2013 году, уже после смерти Алексея Германа. В российский прокат очень непростой и производящий сильное впечатление фильм вышел 27 февраля, но не во всех городах.

В новосибирском кинотеатре «Победа» кино представляла супруга режиссера киносценарист Светлана Кармалита, которую часто называют «вторым я» Германа.

 

Светлана Игоревна, как заканчивалась картина после ухода Германа из жизни? Многое ли пришлось доделывать, додумывать?

— Сейчас говорят о том, что фильм монтировали уже без Германа. Это неправда. Лет 5 назад картина была смонтирована, готова. Оставалось свести все на одну пленку — это техническая задача. Мы знали до мелочей, чего Алеша хотел в том или ином эпизоде. Остались его заметки, например «Вставить крик павлина». Перед показами я предупреждаю зрителей: картина «медленная», первая половина наверняка покажется всем скучной и тягомотной. Это правильная оценка, Алеша так и задумывал, так снимал и монтировал. Первая половина фильма была ему нужна, чтобы передать обстоятельства жизни на Арканаре, законы этой планеты. X–XI века он представлял себе так. Нас обвиняют в том, что на экране много грязи. Никто не знает точно, какой была Земля в XI веке. Но вряд ли она выглядела так романтично, как во многих красивых историях о том времени.

Сценарий фильм значительно отличается от повести Стругацких. А изначальный вариант сценария был ближе к книге?

— В 1968 году речь шла именно об экранизации. Того, что содержала повесть, хватало на картину — я имею в виду не сюжет, а авторское высказывание. Сценарий писали Алеша и братья Стругацкие. Я его читала и могу сказать: конечно, то была бы более фантастическая картина в прямом смысле. Помню, там был звездолет, к нему шли люди в явно неземных костюмах — ученые Земли, отправляющиеся со своей счастливой планеты изучать другие цивилизации галактики. В начале этого века такие цензурные вещи уже были не нужны. Понятно, что на Земле нет никакой свободы, братства и равенства и об этом уже можно говорить напрямую. Когда мы писали сценарий, то решили обратить внимание на другое: что такое цивилизация, какими путями идет ее развитие.

Видели ли братья Стругацкие какие-то эпизоды будущей картины?

— Нет. Они были очень близкими нам людьми, мы дружили. Некоторое разночтение по поводу того, что такое искусство кино, у нас с ними произошли, когда Андрей Тарковский снял «Сталкера». К нам примчался Борис Натанович и воскликнул: «Это же не повесть „Сталкер“, это нечто совсем другое, может, нам с братом стоит об этом написать, сказать, что все нарушено? И картину я не понимаю…». Леша посоветовал ему: «Ты лучше промолчи, неважно, далеко ли он отошел от книги, главное он снял гениальную картину. Постарайся это принять».

 

Когда Герман начал работу над «Трудно быть Богом», то Стругацкие обещали не вмешиваться, поскольку они ему доверяют. Кто же тогда знал, что они не успеют увидеть законченный фильм.

 

У картины было несколько вариантов названия…

— Она сразу называлась «Трудно быть Богом», но однажды Леша сказал, что ее надо переименовать, поскольку иначе фильм будут путать с работой Фляйшмана, снятой в 1989 году. Тогда ей дали имя «Что сказал табачник с табачной улицы». Это фраза, которую говорит старый слуга Румате, видя его размышления. Он хотел, чтобы хозяин пообщался с умным табачником. Но Румата так с ним и не встретился. От этого варианта потом отказался сам Леша. Возник никакой вариант «История или хроника Арканарской резни», по-моему, совершенно не соответствующий картине. Мы всей группой бились за возвращение названия «Трудно быть Богом», на нем настаивал и сыгравший главную роль Леонид Ярмольник. Когда Леша наконец восстановил первый вариант, то у нас со съемочной группой был просто праздник!

Работа над картиной заняла десятилетия. Кто были ее продюсерами, как они согласились ждать столь долго?

— Не назову сумму, которая была потрачена на съемку фильма, поскольку просто не знаю этой цифры. Никогда этим не интересовалась. Продюсером был Виктор Михайлович Извеков. Он работал директором картины «Мой друг Иван Лапшин», с годами приятельские отношения переросли в дружбу. Извеков — редкий человек. Он окончил ВГИК, но даже это не истребило его любви к кино. Со вторым продюсером мы дружили еще со времен Перестройки и общения с Собчаком, с тех лет, когда писалась конституция, когда мы все верили в счастье и свободу. Друзья и доставали деньги на работу. Леша сказал, что снимет фильм за два года, он искренне так считал. Когда миновало три, то наша дружба с продюсерами только укрепилась. Они понимали, что он не врет. На пятый год работы над картиной они, как мне передавали, сказали: «Где 3, там и 5». После 5 лет съемок согласились: «Что ж, давайте поработаем на искусство!». У нас не было перебоев с финансами, и мы не потратили ни копейки государственных денег, хотя Германа в этом упрекали. А друзья были, есть и будут. Когда он заканчивал картину, они спросили его, что он хочет делать дальше. У него было много идей…

Расскажите подробнее об этих планах, которым уже не суждено сбыться.

— Мне были особенно близки две идеи. Что снимать всегда решал только Леша, не я. Я могла противиться, как это было ошибочно с «Двадцатью днями без войны», но это не имело значения. Одной из задумок было показать, как гуляют в поместье герои романа Льва Толстого. Разговоры, судьбы, романы… Просто вечер, проведенный в поместье. Затем под утро герой уезжал и проезжал мимо эпизода из рассказа «После бала», где били солдата, а он повторял одну фразу: «Братья, помилосердствуйте!». Из-за финала Леша и задумал сценарий. Другим его планом было снять «Палату № 6», сочетая ее со «Скрипкой Ротшильда». Но в конце работы над «Трудно быть Богом» Леша придумал не связанный с литературой сценарий, картину, действие которой происходит в 1950-е годы ХХ века. Мы начали сочинять ее, а друзья заинтересовались идеей и обещали найти средства на съемки.

Что происходило на площадке во время съемок «Трудно быть Богом», как создавалось такое пространство?

— Мы всегда работали вместе, поэтому я могу рассказать, что там творилось. Все, кроме замков, снималось на «Ленфильме». В то время, когда мы строили свои огромные декорации, студия переживала не лучшие времена: ее пытался купить бизнесмен Евтушенков, поэтому постоянно появлялись скандальные публикации. К примеру, писали, что с потолка падали кирпичи. А мы работали. Декорация сначала рисовалась, затем утверждались рисунки, и она строилась. Параллельно создавались костюмы, мебель, посуда, антураж. Все шло в работу только после Лешиной подписи. Затем Герман обставлял декорацию. Если бы по какому-то ужасному стечению обстоятельств я оказалась в доме Руматы, то знала бы, где что лежит, я помню все детали. Одновременно шли репетиции. Наконец казалось, что все готово. Оставалось только сказать: «Камера!». Но Леша молчал. Молчал 2, 3, 4 дня. Было непонятно, что происходит. У меня сдавали нервы, я предлагала: «Алеша, давай ты снимешь, потом подумаешь!». А группа, давно с ним работавшая, говорила: «Отстаньте от него, он не знает.». И мы просто ждали. Надо было к этому привыкнуть. Понять, что именно происходит у него в голове, я не могла никогда.

Как в фильме возникло стихотворение Бориса Пастернака «Гамлет»?

— Понятия не имею… Идя появилась в голове у режиссера. Такое решение стало для меня на съемках большой неожиданностью. Сначала он возник, потом Леша сказал, что Пастернака знают только в России и только интеллигенция. Вместо него сняли всем известный монолог Шекспира «Быть или не быть». Но он получился не так, как стихотворение Пастернака. Не хватило чего-то. И оставили первый вариант.

Вам не кажется, что киноязык Германа опережает развитие кинематографа и развитие публики, общество к нему не готово, и фильм не попадет в широкие слои, ничего не изменит в обществе?

— Согласна с этим утверждением. Но что делать художнику? Делать «попроще» ради публики невозможно. Если экранный мир получается, то он не может себя ограничивать.

 

Что делать, если мы со зрителем любим разную поэзию? Не забрасывать же свою!

 

Мы неслучайно решили выпустить не 700 копий, а меньше. Но я рассчитываю, что у картины будет более продолжительная жизнь, чем ее прокат, она не сойдет сразу. К примеру, «Хрусталев, машину!» все время показывают на Западе, иногда повторяют у нас.

«Трудно быть Богом» вышел в прокат не во всех городах. Как решалось, где именно фильм увидят?

— Иногда все зависело от технических возможностей. Я выучила слово DCP, именно в таком формате копии нашего фильма, не в каждом кинотеатре есть нужная аппаратура. Пленочные копии, как выяснилось, делать сегодня очень дорого. Почти все фабрики закрылись, купить ее можно только в Японии. Жаль, я уверена, что изображение пленочное лучше, чем цифровое. При правильном ее использовании можно было добиваться большей глубины кадра, чем в 3D. Значим был и момент культурных традиций в городе. Я знаю, что в небольшом городе Рыбинске высокая кинокультура, там очень ждут фильм, и я к ним его привезу. А в некоторых городах от проката отказывались кинотеатры.

 

Текст: Мария Симонова

Фото: Afanasy.biz, Digest.subscribe.ru, S1.rundl.ru