18+
18+
РЕКЛАМА
Жизненное пространство, Томск-Анапа. Месяц в студенческом сельхозотряде Томск-Анапа. Месяц в студенческом сельхозотряде

Томск-Анапа.
Месяц в студенческом сельхозотряде

Для меня всё началось в сентябре. В главном корпусе ТГУ проводилась традиционная «Ярмарка возможностей». В холле у ЦК яблоку негде было упасть. Повсюду раздавали листовки, махали транспарантами, скандировали кричалки. Беспокойные первокурсники ходили от секции к секции в поисках себя: вокальная студия, театральный кружок, клуб туристов и так далее, и так далее.

Но я уже успела и напеться, и наплясаться, и сто раз сыграть роль дерева в школьных постановках. Душа требовала чего-то совершенно нового.

И вот я держу в руках буклет с надписью «Студенческие отряды ТГУ». Вижу парня в зелёной куртке с нашивками.

— Вступай к нам! — говорит командир отряда Женя Гупал, — Поедем летом на юг персики собирать! Полдня будем работать, полдня — купаться!.

Проникнутая духом отрядных песен у костра, торжественностью зелёных бойцовок и жаждой ощутить на коже соль Чёрного моря, я вношу свою фамилию в список бойцов сельхозотряда с нетипичным названием «Оксюморон».

Весной отряд был сформирован окончательно. В нём числилось 25 бойцов, включая командира, его заместителя и комиссара. Рабочую вахту поделили на два сезона: июльский и августовский. После тягостной канители с оформлением документов, сбором медсправок и очередями в Центре занятости нам — девятерым бойцам второго сезона — оставалось ждать, пока не придёт время сменить своих товарищей. Наконец, пора настала.

Вечера на хуторе близ Анапы

Четверо суток в поезде с сообщением «Томск I — Анапа» прошли с ощущением, что железную дорогу достроили вчера и для пассажиров приспособить ещё не успели. Закрывающиеся не вовремя туалеты, отсутствие вентиляции, непостоянство кипятка. Но привыкнуть можно ко всему. Особенно сильно в это поверилось на станции «Тихорецкая»: вагончик тронулся, перрон остался, по проходу проехал мальчик на самокате. От прибытия нас отделяло 5 часов.

И вот — вокзал. Утро. Сонно-дружелюбный командирский состав встречает с отрядным флагом и помогает нести тяжёлые сумки.

— Видите там пазик? Поздоровайтесь с дядь-Мишей. С ним мы каждое утро будем ездить на работу.

Водитель улыбается и кивает. Радиоприёмник задушевно поёт: «Несе Галя Воду».

— А это радио «Казак FM». Его мы будем слушать по дороге. Всегда.

Мы занимаем места, устремляем взгляды в окна, и дядь-Миша везёт нас к нашему временному месту жительства — на хутор Бужор, что в 12 километрах от Анапы.

Жить нам предстояло на территории бывшей тракторной бригады. Приветливый сторож открыл ворота, и мы увидели одноэтажный домик, ангар для тракторов, уличный душ (как на даче) склад, оборудованный с одной стороны под кухню, скамейки, жилое сооружение, похожее на трейлер, множество деревьев и свору местных собак. Всё выглядело мило и даже в какой-то степени романтично.

— Воды горячей, конечно, нет… Зато есть баня! И туалет такой… За ангаром. Скоро привыкните, — уверенно пообещали командиры и отправили нас высыпаться после дороги. Хотя спать почему-то совсем не хотелось. Хотелось увидеть море. И через несколько часов наше желание осуществилось.

На пляже — тьма народу. Вода по вкусу и температуре напоминает ту, что кипит в кастрюле для будущего супа. Ладно, может чуть холоднее. Мы плывём до буйка, похожего на метеорит, берёмся за руки, ныряем, ловим плавки, проверяем глубину, глотаем воду, рассматриваем дно через очки.

Домой добираемся в переполненной маршрутке. Из Анапы до Бужора добираться проблематично. Виной тому редкие рейсы: один утром, один вечером. Но для хуторян это дело привычное. Из чьего-то пакета на пол льётся молоко. Сидящие старушки держат на руках сумки и детей стоящих пассажиров.

Стемнело быстро. Неестественно красное закатное солнце сменилось жёлтой дугой растущего месяца. Он повис над хутором так низко, что казалось: можно протянуть руку и спрятать его к себе в карман. Как у Гоголя. Мальчишки развели костёр, гитара пела. Так закончился наш первый день в отряде.

Наше ОПХ

Предприятие, на благо которого мы приехали трудиться — Опытно-производственное хозяйство «Анапа» (между нами — ОПХ) — самое большое предприятие в Краснодарском крае. Здесь расположены поля, сады и виноградники общей площадью 5 тысяч гектаров. В советское время ОПХ процветало, а после перестройки потерпело крах, дважды.

Директора банкротились, сменяли друг друга, пока «у власти» не оказался нынешний руководитель. С его приходом количество желающих работать на предприятие упало в разы, а на приближённых к морю территориях, вместо полей, засаженных овощами, вдруг появились жилые микрорайоны. И число новостроек растёт там до сих пор.

Тракторная бригада, располагавшаяся на Бужоре, постепенно распалась. Сейчас в ОПХ осталось работать несколько местных трактористов, а в маленьком общежитии на хуторе стали селиться приезжие рабочие. Такие как мы. Их кормят в местной столовой, ежедневно вычитая из зарплаты 150 рублей. Для нас тоже предусмотрено трёхразовое питание, чаще всего с доставкой на дом или на поле, где нас всегда застигает завтрак и иногда обед.

— Здесь трудится ещё 3 бригады. Кабардино-Балкария, Дагестан и Украина, — сообщил командир за ужином, — Завтра мы отправляемся на чеканку винограда с кабардинцами, познакомитесь. Работа непыльная, для первого дня — самое то. И кстати: вместе с нами на этой территории живут агрономы. Они же бригадиры. Это тоже приезжие, бывшие студенты. С ними надо дружить.
Кто такие агрономы и почему с ними надо дружить, мы выяснили позже. Когда каждое утро, в зависимости от того какой вид работы нам было поручено выполнять, с нами на поле или в сад ехал юный специалист и раздавал Ценные Указания. Но главнее всех наших погодок-начальников был старший бригадир по имени Любовь Григорьевна. С неё начались наши трудовые будни.

Виноградные плантации

Предрассветное утро срывает с нас одеяла. На часах 05:15. Половицы в доме отчаянно скрипят под шагами проснувшихся.

— Встаём, бойцы, встаём! В шесть часов вахтовка приедет, с кабардинцами. Давайте не будем заставлять их ждать.

Четверть часа — и мы готовые стоим во дворе, ожидая приезда дядь-Миши.

Солнце появляется так же быстро, как вчера исчезло. Радостные собаки носятся друг за другом, поскальзываясь на траве, осыпанной росой. Возле дома, под деревом грецкого ореха лежат матрасы с покрывалами. Ещё четверть часа — и мы всем отрядом лежим там же. Пазик приезжает около семи.

Мы заходим внутрь, ожидая увидеть бригаду бравых кабардинцев с мускулистыми руками и без рубашек. Но нас встречают хохочущие женщины преклонного возраста в смешных шляпах.

— О, студенты пожаловали! Ну, привет! Садитесь, места всем хватит. Алла, ну-ка подвинься! Называйте сразу имена, а то мы только тех запомнили, вы уже новых привезли! Как жизнь молодая?

Самой пожилой оказалась командирша, тёть-Галя. Она всегда хмурила брови, и громко выражалась, ругая начальство.

До виноградника ехали недолго. На месте уже ждала бригадирша с коробкой секаторов в руках. Она всегда ездила на собственной машине, носила странную обувь — что-то вроде домашних тапочек на каблуках и казалась довольно доброй женщиной.

— Кабардинцы, идёте на другую клетку! Там пока начинайте. Значит так, ребятки. Берём инструменты — смотрите не потеряйте! — встаём на ряд по два человека и пошли, пошли, пошли. Обрезаем длинные ветки, на которых нет плодов. Снизу, сверху, сбоку — всё лишнее. Если гроздь висит низко к земле, её таким образом подвязываем. Всё ясно? Приступайте, а я вам сейчас перчатки привезу.

Толстые ветки обрезались с трудом, оставляя на ладонях белые мозоли. Виноград ели с удовольствием: крупные розовые ягоды не были похожи ни на один сорт, что мы покупали на рынках.

Вскоре приехала вахтовка — привезла завтрак. Дежурные расставили на покрывале тарелки с макаронами, разлили по пластиковым кружкам чай, намазали хлеб маслом. Все скрестили вилки и, отбивая ими ритм, проскандировали традиционное: «Мы студенческий отряд! Есть готовы всё подряд! Всем приятного аппетита!».

После работы поехали в город. Командиры остались дома — за время, проведённое в Анапе, море им изрядно надоело. Тогда мы сочли это за дикость. Как так — устать от моря! Но впереди нас ждал месяц открытий.

Персиковая лихорадка

Следующие три дня были ознаменованы радостным событием: работа в саду. Мы ждали этого с самого приезда, когда командиры достали из морозильника подарок от первого сезона — ящик замороженных персиков.

Подъем перенесли на «попозже» — вахтовка снова не отличилась пунктуальностью. Любовь Григорьевна приезжала в своих смешных туфлях, привозила связки картонных пластов (между нами — паки), из которых мы складывали небольшие коробки — тару для персиков.

— Студенты! Собираем крупные, спелые плоды. С дырочкой не берём — они червивые. Заказчик такие не примет.

Сначала это казалось довольно простой задачей — вокруг целый лес персиков, среди них наверняка найдётся достаточно немелких, незелёных и нечервивых. Но коробки заполнялись медленно, фрукты безжалостно браковались, а количество пустых паков почему-то росло. И ближе к обеду, когда все уже собрали условную норму — 20 коробок на каждого — бригадирша загрузила к себе в машину некую часть нашей нормы и со словами «ещё по коробочке!» уехала из сада.

— Это она, получается, себе домой что ли увезла?

— Получается так.

И «получалось так» довольно часто.

К слову, кабардинки в этом деле тоже не отставали. Из сада двадцатилитровыми вёдрами вывозились фрукты, не попавшие под учёт. Всем разрешалось брать только ящик. Для себя, на съеденье. И мы в этом плане действовали законно.

Работа в саду утомила быстро. На третий день мы уже не бросались на зелёные персики с голодными глазами, а относились к ним cпокойно, даже равнодушно.

Бывало, сорвёшь его с ветки — оранжевый, мягкий, большой — откусишь раз, а дальше есть уже не хочется. Так и идёшь: срываешь, надкусываешь, бросаешь. Безветрие сводит с ума. Штаны необратимо покрываются занозами-колючками, царапающими ноги. Лицо и живот липнут от персикового сока.

«Я не ел морковь»

Настал черед овощей — на персики уже тошно смотреть. Сегодня по плану — прополка моркови. Солнце давно встало. Автобус опаздывает, бригада спит, бригадир паникует:

Дядь-Миша спит там чи шо? Вот соберёмся и купаться уедем.

Вадим из Симферополя, как и другие здешние агрономы. Он специализируется на овощеводстве и выговаривает букву «г» на украинский манер:

— Любовь Григорьевна опять вас сегодня в сад хотела забрать. У меня уже всё поле амброзией заросло! Нехай потом полет сама эти грядки, хоть до утра.

Пару месяцев назад все они окончили Крымский сельскохозяйственный институт и приехали в Анапу набираться опыта. Дома, по их словам, работы нет:

— Везде требуют стаж. «Без стажа не берём». А откуда он появится этот стаж, если мы только учиться закончили?

— А почему здесь взяли?

— А здесь всех берут. Местные за копейки работать не хотят. Вот сюда и едут, у кого выбора нет. Вчера вон беженцы из Луганска приехали. 4 человека. Сегодня на работу выходят.

Прополка только на словах звучала безобидно. Амброзия, которую упомянул в разговоре Вадим, оказалась вредным сорняком высотой человеческого роста, среди которого затерялись редкие ряды моркови. Сказка про репку стала для нас реальностью. Мы брались за куст по три человека, тянули, что есть сил, и постоянно проверяли спины на сорванность.

— Может, ну её, эту берёзу? Пусть торчит, здоровье важнее. Вадик, помогай!

Бригадир грызёт морковку и вырывает за девочками брошенные кусты.

— Скоро там ряд кончится?

— Вот студенты прохладной жизни, — смеётся он, — Надо было вам таблички поставить: «Полполя», «Одна треть», «Финиш».

В этот день на обед впервые дали пельмени со сметаной. Захотелось домой к маме.

Томатная паста

С каждым днём подъём сдвигался на 15 минут вперёд. Сегодня с кабардинками едем собирать томаты. Агроном Кирилл, специалист по химикатам, рассказывал накануне:

— Ездил в контору, подписывал документы на заказ удобрений. У ОПХ за них долг 4 миллиона. На деле, больше, конечно… Помидоры недавно опрыскивали, так что вы там аккуратней, не ешьте их пока.

— Да что им будет, этим помидорам!

— Им — ничего. А вы отравитесь. К ним даже прикасаться вредно.

— А как ты до сих пор не отравился?

— А мне вредность компенсируют бесплатным молоком, после работы литр наливают.

От химикатов сильно щиплет руки, поэтому в следующий раз мы берём с собой перчатки. В Сибири помидоры снимают зелёными и дают им доспевать на подоконнике или в ящике под кроватью. Здесь они краснеют на кустах.

Девочки наполняют коробки томатами, мальчики относят их в тень. Вадим ходит между рядами, тихо напевая: «Грузчик, грузчик — парень работящий». Солнце медленно сжигает наши согнутые спины.

Наконец, норма выполнена. Пустых ящиков больше нет. Тонны овощей отправляются на склад, а мы, счастливые, начинаем швыряться гнилыми помидорами, пачкая и без того испорченную рабочую одежду.

Через пару дней мы узнаём от Вадима, что половина собранных нами томатов испортилась в холодильнике, а уцелевшее продают на рынке по 8 рублей за килограмм.

Меня нашли в капусте со сливой на носу

На поле прохладно. Вахтовка оставляет нас среди капустных рядов. Вадим раздаёт каждому сетки и ножи:

— Смотреть всем: показываю один раз. Зрубаем капустыну. Чистим. Видим чёрные пятна? Гнилая. Выбрасываем. Зрубаем ещё одну. Чистим. Хорошая. Кидаем в мешок и так далее.

Ножи идут в дело, отовсюду слышен хруст. Капуста режется, чистится и выбрасывается. Потом снова режется, чистится и опять выбрасывается. Пройдя треть ряда, я понимаю, что в моей сетке по-прежнему лежит всего один белый кочан.

С намерением выяснить, что я делаю не так, иду посмотреть, как дела у других, и замечаю закономерность. На рядах растёт капуста двух цветов: голубая и зелёная, вперемешку. Голубые кочаны, как правило, хорошие, стоит только снять пару верхних листов — и можно бросать в сетку. С зелёных же взять нечего — они все без исключения гнилые.

— Это скороспелка, — объясняет агроном, — Тут такой полполя засажено.

— А почему её вовремя не срезали?!

— Потому что никто об этом заранее не позаботился. Здесь начальству о фруктах-овощах думать некогда — занято строительством. Они в эти новостройки начинают заселяться потихоньку. Вон, Любовь Григорьевна уже сто лет там живёт. Вместе с директором.

Дальше работа пошла легче. Большая часть времени уходила на прогулку между рядами мимо испорченных кочанов.

После пары дней халтуры на капустных грядках нас с украинцами отправили в сад — на сбор сливы. Бригадирша Вика раздала всем десятилитровые вёдра, показала образцы хороших плодов и легла под дерево спать.

Сливовое дерево оказалось шипастым, сливы несъедобно-зелёными, а помощь товарищей — бесценной. До обеда мы выполнили трёхтонную норму — 28 ведер на каждого.

Пока мальчишки загружали ящики в фургон, его водитель крикнул из кабины:

— Девочки, не стойте, тащите сливу сюда!

А Женя ему в ответ, по-командирски:

— Девочки ничего таскать не будут.

По дороге домой украинцы рассказали, что их бригада приехала из мирного города Хуст. Сначала их было тринадцать, но после первого рабочего дня восемь человек сбежало:

— Ужасные условия. Украина всегда ездит на заработки. Я — всю жизнь езжу, много где была, но здесь — не работа. Мы хотели до октября работать, но нет, нет. Поедем домой.

На следующий день домой уехали и кабардинки — тоже не дотерпели до октября:

— Студенты, пока! — на прощанье заглянула к нам в автобус тётя Галя, — Будет трудно — пишите, будут деньги — высылайте по старому адресу: город Сухуми, Подзаборная, 13.

Вахту сдал

Последние рабочие дни проходили на грядках с помидорами. Мы с Таней сели на сортировку — отбирали крупные от мелких, овальные от круглых, первосортные от второсортных. Мы знали, что работа наша бесполезна, что томаты всё равно погибнут и что мальчишки зря таскают по полю тяжёлые ящики. Но дело близилось к завершению. Все устало улыбались. Алина и Данил танцевали латиноамериканские танцы, наступая на выброшенные помидоры. Вдали показалась вахтовка.

Романтику сельской жизни тяжело передать словами. По радио играет «Одинокая ветка сирени», девочки снимают косынки, в окна автобуса врывается ветер.

На следующий день отправляемся в контору за зарплатой. Не называя цифр, скажу: если бы мы, подобно бригаде кабардинцев, ехали сюда на заработки, результат бы нас определённо разочаровал. По этой и по многим другим очевидным причинам полкоманды крымских агрономов уволилось раньше положенного срока.

Но мы были здесь не ради денег, не ради записи в трудовой книжке и даже не ради моря. Дух единства, чувства, которые возникают, когда осознаёшь себя значимой частью целого отряда, друзья, проявившиеся в труде — вот то, ради чего стоило оказаться за 5 000 километров от дома.

Прошёл месяц. За загорелыми плечами осталась маленькая школа жизни. Оглядываясь назад, я вижу только счастливые моменты. Вспоминаю, как гуляя по хутору, нашли заросли дикой ежевики, как пили командирский компот из персиков, как ездили на Азов, где по сюжету пушкинской сказки жила Золотая Рыбка, как пугались прикосновений прозрачных медуз, как ныряли «щучкой» с пирса, как мокли под тёплым анапским дождём и как в ночь перед отъездом сжигали свою рабочую одежду. Пора домой.

В вагоне шумно. Все устраиваются по местам. Усатый мужчина в полосатых шортах достаёт из сумки пакет слив. И кажется нам, что это те самые сливы, которыми мы наполняли свои глубокие вёдра. Наши бужорские сливы.

Текст: Анастасия Шинкарюк

Фото из личного архива автора