Без пяти минут сумасшествие.
Кто и как импровизировал и экспериментировал на концерте «Post-Theses»

Что объединяет пенопласт, контрабас, неваляшку, саксофон, противное пищание телевизора с пропавшим сигналом? Например, экспериментальная музыка. Странно? Еще как. Зачинщиками звуковых экспериментов были футуристы, прошло сто лет, а это по-прежнему – андеграунд. 

Теперь представьте, что музыкальные эксперименты рождаются здесь и сейчас, на сцене перед слушателем, они никогда не повторятся и всегда уникальны – абсолютная, свободная импровизация. 

Именно такая импровизационная и экспериментальная музыка звучала в томской «Аэлите» 25 ноября на концерте «Post-Theses». Это был гастрольный концерт участников кемеровского международного фестиваля искусств «Тезисы». 

В Томске собрались и сыграли на одной сцене музыканты из разных уголков мира: Швеции, Франции, Японии, России.

«Томскому Обзору» артисты рассказали о своем творчестве и поделились рассуждениями о судьбе импровизационной музыки - в мире и провинции, в прошлом и настоящем. 

Александр Маркварт, Организатор фестиваля «Тезисы» и концерта «Пост-Тезисы», музыкант-импровизатор (Кемерово)

«Импровизационная музыка требует внимания»

- «Post-Theses» - это уже наш третий гастрольный концерт по итогам фестиваля «Тезисы». Первый раз в Томске был Илья Белоруков, в прошлом году - Пьер Борель, Жоэль Грип и итальянцы, в этом году музыкантов семеро. Это первый такой массовый концерт. 

***
Серьезно заниматься музыкой я начал где-то в 2006 году, когда было первое выступление - на фестивале современного искусства «Движение» в Юрге. После стал делать два-три выступления в год, а потом понеслось: и последние три года бывает 60 с лишним концертов в год. Несколько раз ездил выступать в Европу, в декабре вот опять поеду: в Чехию, Польшу, Латвию, Финляндию.

Я занимаюсь разными проектами, играю не только импровизационную музыку, могу и на гитаре играть, и по нотам на фортепиано. У меня есть коллектив «Студия неосознанной музыки», один из наших проектов – сочиненные песни, поверх которых накладывается импровизация. Еще занимаюсь театром, поставил одну пьесу. 

Инструменты и объекты использую разные – это такой микс акустики и электронной музыки. Объектом может быть радиаторная щетка - если по ней смычком взводить, она даст высокий звук, тарелочка, шишка, у меня есть обычная еловая шишка, ей можно шуршать. Пьер на концерте в Томске использовал пенопласт. 

И это все звук. В XX веке был такой Джон Кейдж, и он это все уже придумал. Есть звук как таковой, мы думаем, что это шум, а его можно выстраивать в музыку ? просто нужно переключить в голове понятие музыки и все.

***
Мировые центры импровизационной музыки – Берлин, Нью-Йорк. Для сравнения: в Берлине может быть пять таких концертов в день в разных местах, и люди буду ходить. Немного, это все равно андеграунд, но будут. В Парижской консерватории вообще есть факультет, посвященный этой музыке. Там давно уже этим всерьез занимаются, а у нас это до сих пор считается диким. В Москве концерты импровизационной музыки проходят примерно раз в две недели, максимум раз в неделю. А у нас в Кемерово раз в месяц или в два, или три, в Томске еще реже… 

Обычно такие концерты играются в каких-нибудь барах, галереях, где слушателей может быть от пяти до ста человек, однажды играл в Мадриде – там вообще было три человека. На «Пост-Тезисы» пришло примерно тридцать человек – это нормальная аудитория.

Импровизационная музыка – это не поп-музыка. Не люблю это слово, но его используют, это элитарное искусство. Я не считаю его элитарным, но для понимания, что происходит, нужно чтобы был опыт прослушивания музыки от Баха или даже от более ранней, от этнической музыки, до современной. 

На этом концерте были не просто отголоски импровизационной музыки, а отголоски индастриала, нойза, а нойз был изобретен аж в 1911 году! В Советском Союзе был композитор Арсений Аврамов, который использовал в музыке заводские гудки и другие шумы, заводы в определенный момент посылали гудки, и они так гимн СССР сыграли в 1920-х годах. Если человек знает, что есть шумовая музыка и что это такое, то он будет как-то иначе воспринимать подобное искусство. 

Импровизационная музыка требует либо какого-то вкупания, когда человек заходит и говорит: «О, это круто! Я ничего не понимаю, но это круто!» Либо человек идет к этому. На рок-концерте ты можешь ничего не слышать, пиво выпил, танцуешь – тебе хорошо, хотя рок-музыка тоже разная бывает. А импровизационная музыка требует внимания. 

Жоэль Грип, композитор, контрабасист (Швеция) 

«Я не играю импровизационную музыку – я импровизирую» 

- Музыкой занимаюсь с 13-14 лет, сейчас мне 32. Я учился в музыкальной школе и Академии, они заставили меня искать собственный путь в музыке. 

Я не мыслю такими категориями, как стиль – академическая музыка или не академическая – и не расцениваю контрабас как классический  инструмент: это все зависит от контекста. Я не играю импровизационную музыку – я импровизирую. 

Слушаю по большей части даже не экспериментальную музыку, а кул-джаз, классику, украинскую музыку – она очень медитативна, как поезд.

***
Я уже был на предыдущих «Тезисах» и «Пост-Тезисах» в Томске. 

Играть с русскими музыкантами – это не просто игра, происходит диалог культур. Я выступал и в других городах России: в Москве, Ярославле, Санкт-Петербурге. И мне кажется, что если хочешь знать Россию, то обязательно нужно побывать в Сибири, это не просто экзотика, это как маленький остров, очень изолированная область. 

Подобные мероприятия важны: то, что делает Александр – это как семена, которые вырастут в дерево и, возможно, станут важными для будущих поколений.

Алексей Борисов, композитор, гитарист, саунд-артист (Москва)

«Экспериментальная музыка вообще никогда не была популярной, но у нее есть своя аудитория»

- Заниматься музыкой я начал в конце 70-х, когда учился в школе. Затем поступил в МГУ на исторический факультет и параллельно продолжил занятия музыкой. 

В 80-м году присоединился к группе «Центр» Василия Шумова. Наверное, это была первая московская, если не советская, нью-вейв-группа, которая отличалась имиджем: ребята были коротко подстрижены, в костюмах, в галстуках и играли минималистичный рок в отличие  от длинноволосых бородачей, доминировавших тогда на рок-сцене. 

В 1985 году мы с Иваном Соколовским образовали группу «Ночной проспект». Сначала это был дуэт, и мы играли электро-поп. Сотрудничали некоторое время с  Жанной Агузаровой.

В какой-то момент почувствовали, что поп-формат становится тесноват для нас, хотелось экспериментов, движения, было скучно исполнять одни и те же песни. Мы расширили группу до квартета, у нас появилось больше электронной техники, и мы стали делать экспериментальные программы, более индустриальные, психоделические и сложные для восприятия. Я экспериментировал с синтезатором, магнитной пленкой, разными эффектами. 

Позже мы  сформировали дуэт «F.R.U.I.T.S.» с Павлом Жагуном, занимались эмбиентом, нойзом.

Экспериментальная музыка никогда не была популярной, но у нее есть своя аудитория, и, на самом деле, довольно большая.

Если в Европе и Америке экспериментальная музыка существовала давно и легально, то в Советском Союзе  она считалась буржуазным декадентством и даже не музыкой, а, как это называлось, сумбуром. И это было в какой-то степени запрещено. 

Многие академические композиторы тех лет, например, Альфред Шнитке, Софья Губайдулина, Эдисон Денисов, Эдуард Артемьев, занимались электронной музыкой. И многие из них, несмотря на всемирную известность, тоже были под негласным запретом в СССР. Например, в фильмах «Маугли», «Высоте» звучит музыка Софьи Губайдулиной, но публично ее невозможно было услышать. Считалось, что это западнический авангард, малопонятная широкой публике музыка, которая никак не пересекалась с музыкой Чайковского или Глинки. Даже Шостакович подвергался давлению. Что уж тогда говорить о какой-то шумовой музыке. 

Во времена «Ночного проспекта» бывало, что мы заканчивали концерт в пустом зале. Многие люди не то что не понимали нас, а просто ненавидели, могли угрожать, кидаться чем-то. В 90-е, когда играли экспериментальную музыку в каком-нибудь кафе, случалось, что в соседнем зале гуляли блатные, они понимали, что не понимают этой музыки, и подходили – выглядело это как наезд на музыкантов. Это специфика того времени.

Экспериментальная музыка – это не массовая культура.

Текст, фото: Елена Поданева