Культобзор. 5 событий января в Томске

Что нужно было смотреть, где стоило танцевать и чем проникаться в январе в Томске?

Яна Казанцева выбрала для «Томского Обзора» пять самых субъективно значимых городских культурных событий первого месяца 2015 года.

Аэлита и «Мамочка»

В середине января весь мир заговорил про кино: одни обсуждали прошедшие Канны, другие — еще не вышедшего в прокат «Левиафана» или стартующий в Юте «Сандэнс».

А в Томск тем временем привезли «Мамочку» Ксавье Долана. Именно этот молодой канадец разделил приз жюри Каннского кинофестиваля в январе 2015 года со стариком Годаром. Показы прошли в «Аэлите», при полном зале почти во все дни проката.

Автор, Ксавье Долан, снял уже четыре фильма, и каждый из них был отмечен солидными фестивальными наградами.

Действие новой картины происходит в ближайшем будущем в Канаде и замкнуто в пределах одной семьи: мамы и сына. По новому закону родители могут беспрепятственно сдавать детей с нестабильной психикой в соответствующие больницы, похожие на тюрьмы. Вокруг этого допущения выстраивается сложная эмоциональная дилемма: есть ли предел у любви, материнской и сыновней. Отношения героев находятся в предынцестной стадии, но матери и сыну в последний момент удаётся поймать баланс и оставить между собой традиционное распределение родственных ролей.

Долан — поклонник Франсуа Трюффо. Его первый фильм «Я убил свою маму» был своеобразной вариацией на тему «400 ударов», картины, снятой классиком французской новой волны в 1959 году.

В «Мамочке», следуя традиции Трюффо, квебекский режиссёр вводит нечётное число героев. И встраивает в нагруженные Эдиповым и другими комплексами отношения мамы и сына ещё одну героиню, соседку, чтобы сделать переживаемый героями опыт более сложным и утончённым.

Фильм почти биографический — Долан говорит о личном. И если в первой своей работе «Я убил свою маму» мальчик обвиняет мать, в последней — уже взрослый мужчина, маму прощает и реабилитирует.

Это кино невозможно анализировать и смотреть — его нужно ощущать. При всей утрированной легкомысленности и эмоциональной поверхностности, Долан призывает к неравнодушию, это главная его тема.

Бёртон в январе

Синефильский январь в Томске продолжил Тим Бёртон. Мастера игрового кино с его новым фильмом «Большие глаза» показали в «Киномаксе». Весь мир увидел картину на экране ещё в декабре, российская премьера пришлась на 8 января 2015 года. Критики всего мира успели восхититься фильмом и поругать его, а Эми Адамс, исполняющая главную роль, получила «Золотой глобус», как лучшая актриса.

На этот раз Бёртон взялся за биографическую драму — фильм рассказывает о жизни и творчестве американской художницы Маргарет Кин. Работы этой сюрреалистической художницы стали очень популярны в 60-х годах. Все они были подписаны именем её мужа Уолтера Кина.

Общественность была введена в заблуждение неспроста: муж Маргарет присвоил себе авторство под предлогом непопулярности «дамского искусства». Большеглазые дети — фирменный стиль художницы Маргарет Кин — 12 лет росли и взрослели с именем непричастного к ним Уолтера. История произошла на пике второй волны феминизма и наделала много шума, когда Маргарет в суде отвоевала своё право на признание. Тогда «её дети», как она называет свои работы, вернулись к ней.

Бёртон интерпретирует историю большеглазых детей со свойственным ему карикатурным юмором. Он шутит на тему современного искусства, модных концептуалистов и критиков с такой пронзительной точностью, что понимаешь: его самого порядком достали всезнайки-критики. Юмор и гипербола в «Больших глазах» не просто художественный приём, но и месть художника. Его карикатурный критик, самый плоский и утрированно упрощённый персонаж в фильме, кричит: «искусство должно возвышать».

Бёртон саркастично улыбается и отсылает нас к традиции тоталитарного искусства: невзначай появляется периферийный персонаж под именем Чан Кайши. Это же имя носит известный исторический деятель — генерал тоталитарного гоминьдановского правительства Китая, который воевал на стороне традиционных, консервативных ценностей и культуры. В подобных тонкостях — весь Бёртон.

Вопросы, которые задаёт режиссёр, пожалуй, интереснее, чем ответы. Бёртону самому важно отработать тему раздвоения личности художника, поэтому возникает тема мистера Джекила и Хайда. С точки зрения формы появляются несвойственные раннему Бёртону отсылки к хичкоковской геометрии съёмок. Это тоже обработка темы творца и раздвоения личности художника.

История действительно странная и по-бёртоновски занимательно-тонко сделанная, совершенно органичная в диалектическом единстве: форма сложная, содержание её достойно.

«Ковчег» в «Прощёное воскресенье»

С точки зрения органичности формы и содержания поразило ещё одно культурное событие января.

Ребята из Студенческого театра СибГМУ «Ковчег» придумали и воплотили старую, волнующую всех вот уже полвека тему в новой интересной форме. Восемнадцатого января театр «Ковчег» показал свою интерпретацию темы отношения ко Второй мировой войне.

Название спектакля, «Прощёное воскресенье», отсылает к самой мотивации создателей спектакля: нам нечего делить уже, кроме мёртвых, нам есть за что друг друга простить и есть о чём поговорить.

Спектакль — это компиляция рассказов о войне разных авторов от Гайдара до Пелевина. С помощью такой формы зритель прослеживает развитие отношения к Великой Отечественной войне и к образу врага в истории. От беспрекословной костной ненависти в рассказе Гайдара до понимания, что война не пощадила никого: ни русский народ, ни немецкий.

К сожалению, до сих пор в российском обществе отсутствует честная полемика и по причинам сокрушительных поражений в первые периоды войны, и по причинам катастрофически высоких потерь. Зато присутствует высокая напряжённость по отношению к предмету разговора: «никто не смеет покушаться на святое». Ребята поднимают эту тему и говорят о Второй мировой войне с точки зрения не только святости. Их волнует вопрос свободы слова и исторической достоверности, вопрос возможности честного и чуткого диалога на эту тему.

«Барто» в «Засаде»

На четвёртом месте в списке событий января — концерт главной электроклэш группы русской современной сцены «Барто».

Ребята привезли новую программу, правда, были и старые хиты. Пока театралы обмахивались программками, завязывали-развязывали галстуки и пили коньячок в антракте, любители музыки плясали под «Барто». Их концерт стал, пожалуй, самым расслабленным и бескультурным культурным событием для январского Томска.

Танцы разогрели зал байк-клуба «Засада» до атмосферы тропиков. Девицы скидывали кофточки, а бородатые модники в танце расплёскивали крепкие напитки.

Они появились в 2007, тогда, когда нужно было появиться, и сказали то, что хотели услышать все молодые и растерянные.

Они стали культурным явлением. Молодые и растерянные поняли, что вокруг них абсолютно такие же молодые и растерянные, и что думают они также.

Тексты «Барто» разобрали на цитаты для кухонных споров и лекций по культурологии: «Эти люди любят боль, подчиненье и контроль, вместо призрака свободы новый ласковый король», «какой подонок придумал рабство под названием макдональдс», «и всё же хотелось бы видеть поменьше мёртвых детей и умирающих женщин». Образ анархистов и декадентов дополнил их социальное гражданское высказывание и сделал культовой группой современности.

В новом альбоме «Барто», следуя общей тенденции в культуре, постепенно переходят от постмодернизма к неоромантизму, поют элегии про влюблённость в молдаванина и про монстру.

Форма превалирует, музыка архитектурно безупречна, тексты освобождены от идеологической составляющей. «Барто» перешли от высказывания к рассказу. От концепции к нарративу.

Неизменным осталось только желание танцевать и громко петь под «Барто».

Псалтырь в музее

Не каждое утро после панк-концерта выдаётся благостным. Увеличить шансы утра на благость может разве что поход в художественный музей.

В январе туда привезли иконы. В пятёрку моих личных главных культурных событий выставка попала не только потому, что икон много и они умиротворяют мятущуюся после сатирической педагогики панков душу, но и потому, что я нашла копию иконы, которая висела у моей бабушки в красном углу. Икона Николая Чудотворца, конца XIX века.

Вся экспозиция — это около семидесяти работ, датированных XII — XXI веками: иконы, церковные книги и металлопластика из храмов Томской митрополии, собраний музеев области и частных коллекций. Помимо иконописных образов XIX века в экспозиции есть и литые кресты-энколпионы XII столетия, созданные в Киевской Руси. Безусловным украшением выставки является одна из самых чтимых реликвий Русской Церкви, икона Богоматери Владимирской, написанная в одной из мастерских Москвы в XVI веке.

В состав экспозиции вошла икона Архангела Гавриила, это работа самого известного иконописца современности, архимандрита Зинона (Теодора), который считается главным продолжателем византийских традиций иконописания.

Поразили и несколько древних книг, привезённых на выставку. Потрогать реликвии, конечно, было нельзя, но даже просто увидеть уже казалось чудом. На выставке есть Диоптра 1641-го года. «Диоптра» — «Душезрительное зерцало» — это сочинение византийского монаха XI века Филиппа Монотропа («Пустынника»).

Там же под стеклом лежит «Книга Златоуст», XIX века и ее ровесник «Псалтырь».

А в планах музея в апреле привезти в Томск большую выставку из крупнейшего в мире собрания иконописи из музея Андрея Рублёва.

Текст: Яна Казанцева

Фото: Антон Франчук, студенческий театр «Ковчег», kinopoisk.ru