Принцип чтения.
Анастасия Караваева: «В нашем детстве книги воспитывали»

В кабинете у директора Госархива Томской области множество папок с документами. Но мы пришли к Анастасии Караваевой поговорить не о работе, а о любимых книгах.

А еще о томских книжных магазинах прошлых лет, особенности восприятия аудиокниг, школьном книжном дневнике и многом другом.

— В детстве моим любимым чтением был журнал «Семья и школа». Помню, зачитывалась им, даже сверяла, как меня воспитывают, правильно ли. Родители выписывали много разных изданий. У меня до сих пор сохранилась любовь к малым формам — с удовольствием читаю журналы, статьи, в том числе и на Фейсбуке. Одно время брат шутил: «Ты пресс-атташе Белого дома!». В тот момент я училась классе в восьмом, это 1986–87 год, когда в газетах и журналах было много всего интересного, постоянно выходили аналитические материалы.

Конечно, книги я тоже любила. Более того, в нашей семье был культ книг. Мама, папа, бабушка — все читали, собирали библиотеку. Книг сохранилось более 5 тысяч, и я понимаю, что многие из них уже не буду читать никогда, но и расстаться с ними — проблема. Некоторые вещи не имеют художественных достоинств, но важны как память, их собирала мама. Например, многочисленные истории о Великой Отечественной войне. Для нее это была травма, она потеряла своего отца. Точно осознаю, что их в таком объеме читать не буду, надо думать, как с ними лучше поступить.

Есть в библиотеке много профессиональных трудов, родители — физики, а среди младших поколений физиков у нас нет.

Некоторые книги по истории, историографии были во многом спонтанно куплены мной на первом курсе. В начале учебы люди, пока у них еще не сформировались направления научных интересов, бегут в книжный и с горящими глазами покупают, покупают… Например, один мой друг только недавно расстался с изданием Соборного уложения 1649 года, книгой очень внушительных размеров и малой практической значимости для специалиста по локальной истории.

***

Я еще застала то время, когда купить книги было непросто. Помню очередь, которую мы отстояли за «Приключениями капитана Врунгеля», как надо было ходить и отмечаться на подписные издания собраний сочинений, сдавать макулатуру за определенные книжки. Потом, как глоток свежего книжного воздуха, начало выпускать не только местную литературу томское издательство. Они опубликовали Анну Ахматову, стихи серебряного века, романы Агаты Кристи, повести Михаила Булгакова.

Когда я была ребенком, мне очень нравилось ходить в книжные магазины. Один из них был на Косарева, на его месте теперь магазин мебельной фурнитуры. Я любила книжный магазин «Томск» на Елизаровых. На Южной открылась «Техническая книга». Я ходила туда, куда было позволено в моем возрасте, до 4-го класса в центр мне уезжать запрещали. В «Дом книги» ездила только с родителями, в «Искру» удавалось попасть, только когда посещали кино.

Заходишь в детстве в книжный, у тебя с собой 80 копеек, и ты выбираешь, что купить…

Стоили, кстати, книги недешево. В 90-е, когда на развалах появлялись дешевые, напечатанные на плохой бумаге книги с расплывающимися буквами, то их можно было взять за копейки.

Вкусы формировались в школе, людьми, которые с нами работали. Библиотекарь Наталья Борисовна приходила к нам с огромной стопкой книг и рассказывала, рассказывала! Мы, дети маленькие, ничего не понимающие, слушали ее с широко раскрытыми глазами. Она умела разрекламировать произведение!

Чаще всего это были книги про нас, а не какие-то фантастические истории про другие миры. «Там, где звенит Енисей» Виктора Бороздина, книги Сергея Иванова (мне нравился этот автор). Повести были небольшие, страниц по 100, но рассказывались в них очень жизненные вещи, истории простого ребенка без всяких неземных приключений. Не фэнтези, но было увлекательно, поскольку раскрывалось то, что происходит с нами. Например, «Там, где звенит Енисей» — что мы знали про северные народности? Но я читала про то, как детей забирают в интернат, об их переживаниях. И те книги были очень добрыми.

С детства мы читали литературу, в которой был элемент воспитания советского ребенка, и эти вещи действовали. Идешь ты к зубному врачу и понимаешь: плакать нельзя, ведь людей в войну пытали, и они терпели, а тебе всего лишь зуб лечат.

Истории про Владимира Ильича Ленина мне тоже нравились в те годы. Все они не имели отношения к реальному Ленину. Это были первые в моей жизни детективы. Чрезвычайно интересно читать, как за человеком подсматривают, а он чернильницу мастерит из хлеба. Ребенок не мог понять, о какой политике там речь. Просто человек скрывается, уходит от преследования…

Хотя было значимо, что он наш вождь, литература убеждала в этом. Я когда прочла в 8 лет «Хижину дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу в лагере, на чердаке, то спустилась оттуда в слезах. Мне сказали: «Что ты плачешь, это же неправда!» Я подумала и возразила: «Нет, если бы это была неправдой, то Ленин бы это не читал, а „Хижина“ — одна из его любимых книг!».

***

У нас были пионерские сборы, где мы всегда говорили: «Товарищ товарищу должен помогать». Литература была с этим связана: мы читали, брали ценности наших героев и переносили их на себя. «Вам и не снилось» Галины Щербаковой, «Колыбельная для брата» Владислава Крапивина — такие книги давали не столько эстетическое наслаждение, сколько воспитывали. Это были те истины, которые проговаривались постоянно на уроках, на пионерских сборах. Потом пришлось переучиваться, что текст — это эстетика, а не этика.

В детстве важнее были этические моменты. Одна из главных книг — это Александра Бруштейн, «Дорога уходит в даль…», ее тезис соответствовал прочитанной в те годы литературе: «Все — вперед, все — в даль! Идешь — не падай, упал — встань, расшибся — не хнычь. Все — вперед! Все — в даль!..». Те детские и подростковые книги не избегали реальной социальной жизни и ее боли. Да, много рассказывалось марксисткой теории, классовой борьбы, говорилось о страданиях детей. Но истории не были плоскими, герои вызывали сочувствие.

Сейчас, по-моему, социальное расслоение общества произошло и начинает цементироваться, «лифтов» у нас нет, нет и произведений, которые показывали бы высшему классу, как живет низший. Хотя всегда такие произведения были в традициях русской литературы. Теперь книги для детей — это в основном экшн.

***

Эстетические впечатления в раннем детстве были связаны со стихами русских поэтов о природе.

Семейная история связана с Виталием Бианки. Он был другом моего прадеда, они познакомились в Бийске. Его книги, конечно, читались дома, а одна из них, кстати, даже посвящена моей бабушке. Его отношение к природе, возможность сострадать живому впечатляло. «Синичкин календарь» у меня был любимой книжкой в детсадовском возрасте.
Когда читала рассказ Дмитрия Мамина-Сибиряка «Зимовье на Студеной», то очень плакала. Такие книги задевают за живое, выворачивают душу, учат сострадать, сопереживать героям.

***

Отдельная история — научно-популярные книги. Совершенно замечательные вещи издавались — «Приключения Томатика и Кубарика, или Веселая математика» Генриха Сапгира, «Магистр рассеянных наук» Владимира Левшина. Также они печатались в журналах «Пионер», «Костер».
По биологии много научно-популярной литературы для детей выходило, мне мама ее в научной библиотеке ТГУ брала почитать. В серии ЖЗЛ были привлекательные книги. Про Горького, Толстого и прочих я не читала, тогда мне это было неинтересно, а вот Жанна д’Арк — это да!

В нашем детстве ощущалась нехватка современной зарубежной литературы. Мы зачитывались Жюлем Верном, Марком Твеном, Майном Ридом, но очень мало знали современных нам авторов. Журнал «Иностранная литература» был доступен не многим.

С четвертого до шестого класса я вела дневник чтения, это нам учителя посоветовали. Правда, вела из-под палки, мама меня заставляла. Мне всегда казалось: я прочла книгу, и это со мной осталось, можно бежать дальше. Не было желания зафиксировать что-то. Уже потом, в подростковом возрасте, хочется обсуждать героев, их поступки и мотивы… В детстве важнее приключения. Мама говорила: «Ты пожалеешь, веди дневник!». Я теперь понимаю, конечно, было бы интересно посмотреть, что я в 8-м классе читала. Всего не запомнишь. Особо при моей работе, когда есть «ассенизаторская функция»: из головы все выметаешь. К тебе обращаются с проблемой, ты должен найти по ней информацию… Невозможно удержать все в памяти.
Не знаю, почему на обложке моего читательского дневника Александр Герцен. Я его не читала в то время. Уже в университете прочла «Былое и думы»: когда ты уже понимаешь, что за исторические процессы происходили в это время, интересно.

Школьную программу я читала прилежно, даже Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» прочла с интересом, хотя слог для подростка трудный. Одну книжку только не осилила: «Что делать?» Николая Чернышевского. Прочитала «Четвертый сон Веры Павловны» и первые 3 страницы.

Листаю дневник. Здесь около сотни книг. «Капитан Сорви-голова» Луи Буссенара — очень любопытно было читать. Алексей Югов «Отважное сердце», Борис Изюмский «Ханский ярлык» — такие книги свидетельствуют, что ребенок интересовался историей. «Маленький оборвыш» Джеймса Гринвуда — это все читали в нашем детстве. «Динка» Валентины Осеевой мне очень нравилась, своей книги дома не было, я уже взрослой ее себе купила. Сергей Иванов, «В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В» — про нее написано главный герой «6 «В», идея произведения «Жизнь ребят 6 «В». Помню, когда ее читала, то себе устраивала эффект «5D», модный теперь в кинотеатрах. По сюжету, дети заблудились в лесу, ели хлеб. А я горбушку натирала чесноком, посыпала солью и тоже ела.

Про каждую книгу в дневнике кратко помечала, в чем идея произведения и что мне понравилось. Про «Алые погоны» Изюмского маминой рукой дописано к фразе «Прекрасная должность быть на земле человеком» «и еще прекраснее быть его воспитателем». Для мамы это было важным.

У Льва Кассиля мальчики в основном про футбол читали, а мне «Ход белой королевы» понравился. Брат принес мне книгу. Я в 42-й школе училась, она была спортивная, все с интересом к Кассилю отнеслись.

Брат был на 9 лет меня старше, иногда мне перепадали от него «взрослые» книжки. «12 стульев» Ильи Ильфа и Евгения Петрова, «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких прочла очень рано. По-другому их воспринимала, как смешные истории.

Впрочем, каждый видит в книге свое. У моей знакомой дочка рано начала читать, и в начальной школе она предпочитала… Дарью Донцову. Я поразилась: «Как ты можешь ей это позволять?!». А оказалось, что ребенок не воспринимает этой пошлости, и ей даже не нужна детективная линия, девочка читает про собачек и кошечек, которые живут у героев.

***

Сейчас на нашей ностальгии люди прекрасно зарабатывают: они переиздают книги в том же виде, что они были в нашем детстве, с теми же иллюстрациями. Либо можно найти старое издание на «Озоне» за большие деньги. Я оставила заявку на книгу «Голуби улетели» Уолтера Мэккина, хочу ее потому, что она связана с личной травмой, у меня уже нет брата, а героиня истории — девочка, оберегаемая братом.

Недавно купила себе два тома дайджеста журнала «Мурзилка», мне его не выписывали, хочу узнать, что там было, что я пропустила!

«Дорога уходит в даль…» мне должна уже через несколько дней прийти, ее я тоже решилась купить.

***

До 12 лет мама читала мне вслух. Приключенческие вещи я сама прочитывала, а более серьезные слушала. Но семейных читок книг, которые некоторые семьи практикуют, у нас не было. Папа часто уезжал в командировки. Брат был значительно старше, трудно найти одну для всех книгу.

Последний раз мама читала мне, когда мне было 17 лет. Я готовилась к экзаменам, к сочинению. Была такая ситуация, что папа болел, двум людям в тот момент надо было быть вместе. Мама прочла вслух «Кому на Руси жить хорошо».

***

Я часто слушаю аудиокниги, беллетристику для отдыха. Разное восприятие, конечно, письменных и звучащих текстов. Когда пыталась читать Акунина, то не получалось. Не из-за своего образования — я готова расслабиться и не думать во время чтения о том, как все соотносится с историей. Мне просто казалось, что язык этих книг искусственный, поддельный. А когда стала слушать аудиокниги, то как они пошли! Грамотный язык простого рассказчика, натужность исчезает и льется свободный разговор. Прослушала все, что было про Фандорина, проект «Жанры», посвященный Первой мировой войне, постмодернистскую игру, книги под именем Борисовой и Брусникина.

Некоторые книги слушать нельзя. Иногда в дороге берешься читать совершенно «мусорный» детектив. Он не плох, как занимающая ум фабула, но как только там начинается попытка автора рассуждать о жизни, хочется это пролистать, что в аудиокниге неудобно.

В то же время невозможно слушать не рассказчиков. Есть очень насыщенные образами книги, на протяжении целых страниц лишенные действия. Ты не можешь остановиться, поскольку слушаешь и параллельно что-то делаешь, ягоду собираешь или машину ведешь. Нет возможности обдумать, создать мысленно этот образ.

Хотя для меня было удивительно, что «Волхва» Фаулза я прослушала. Может, это оказалось легко потому, что я взялась за него после поездки на Крит, и все, что там описывается, могла быстро из себя «вынуть» и добавить в литературу, поскольку сама недавно видела в реальности. Прослушала без напряжения, но я его обязательно перечитаю. Эстетически и этически это вещь, которая произвела на меня наиболее сильное впечатление в последнее время.

Правда, этически книги уже редко меня впечатляют. В моей жизни произошли на грани 22-летия определенные вещи, после них я стала искать язык, который поможет объяснить, что со мной происходит. Когда ты встречаешь книгу, в которой рождается язык, который передает твой реальный сюжет, то она становится для тебя наиболее ценной. Я в тот период читала «Черный принц» Айрис Мердок и «Метафизику пола и любви» Николая Бердяева. Надо сказать, Мердок сильно уступала в этом сравнении.

Предпочитаю художественным романам о взаимоотношении мужчины и женщины книги философские и психологические: того же Бердяева, Дипак Чопру, Ирвина Ялома. А если говорить о предельном смысле любви, то сильнейший для меня образ — старец Зосима.

***

Одна девочка 12 лет пыталась узнавать о любви из книги Эрики Джеймс «50 оттенков серого». Когда мне было 11 лет, меня волновали те же проблемы. Я лежала в больнице в одной палате с девочками постарше, они уже учились в 8 классе. Среда была вполне себе маргинальная, с больничной «дедовщиной», но для просвещения мне советовали читать «Темные аллеи» Ивана Бунина.

***

С огромной радостью перечитываю русскую классику. Когда я училась, то не знаю, почему так происходило, наверное, это связано с какой-то энергетикой, но перед сессией я читала классику. Во время непосредственной подготовки к экзаменам, когда делала паузу и отрывалась от учебника, то обращалась к письмам Пушкина к жене. После, в каникулы, начинался «отходняк» — я бралась за крутые зарубежные детективы и за Стругацких.

***

Есть вещи, которые всегда с удовольствием можно перечитать. Тут я совершенно не оригинальна. Люблю «Вечера на хуторе близ Диканьки» Николая Гоголя, особенно «Ночь перед Рождеством». Краше Гоголя, по-моему, мало кто писал.

В 6 лет впервые услышала «Вечера…», и до сих пор у меня к ним сохранилась любовь. Маленькой я хохотала от всей души над фразами «Чем ты смазываешь свои сапоги, смальцем или дегтем?». Сейчас наслаждаюсь атмосферой. Тебя погружают в эту полуфантастическую жизнь, где существуют колдуньи, черти, ведуньи.

Раз 15 читала «Евгения Онегина» Александра Пушкина. Это, конечно, энциклопедия русской жизни. Отношения к фабуле мои обращения к роману не имеет, я не думаю о том, был ли Онегин декабристом, я наслаждаюсь стихами.

Полная банальность, но «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова тоже мной очень любима. Читала роман в 8 классе первый раз, тогда в моей жизни не было понятия Бога, нашему поколению о духовной жизни не рассказывали. Понимание пришло не через образование, а через личные трансцендентальные переживания. Должно было что-то произойти с тобой, чтобы ты иначе взглянула на эти вещи. Например, когда приходит любовь, то эго для тебя исчезает, ты уже начинаешь понимать все на другом уровне.

Еще одна любимая мной книга малоизвестна. Она называется «Вторая Муза историка», это собрание сочинений историков, которые писали стихи.

***

Мемуары — это то, что всегда хотелось бы читать. Хотя некоторые люди, к сожалению, не писатели. В частности, актеры, режиссеры. Если с удовольствием Ширвиндта читаешь, то Марка Захарова осилить сложно, это совсем не литература, слог у автора должен быть.

***

Недавно прочла книгу, которая как глоток ушедшего детства. Это «Манюня» Наринэ Абгарян. Правда, это наше детство! Я читала ее и первый раз за очень долгое время хохотала в голос, узнавая себя, подруг, какие-то вещи из того мира, который уже ушел. А на последних страницах расплакалась, там говорится, что мы все вместе, люди разных национальностей сидим за одним столом… Еще никто не знал, что дальше будет, какой раскол произойдет. Но книга — это не гимн Советскому Союзу, это человеческие взаимоотношения, которые мы сегодня тоже теряем.

«Манюня» — искрометная история, всем взрослым девочкам советую ее прочитать.

Текст: Мария Симонова

Фото: Мария Аникина