Принцип чтения.
Соломон Выгон: «За страницей бумажной книги мир богаче на чувства»
На сей раз мы решили узнать в «Принципе чтения», что любят читать наши коллеги. И отправились в гости к одному из самых известных и опытнейших (51 год в профессии!) томских журналистов, обозревателю «Аргументов и фактов» Соломону Выгону.
И выяснили, после какой книги он увлекся фехтованием, каких авторов может перечитывать в любой момент и кого из бывших коллег считает одним из ярких современных писателей.
— Первая книжка, который я прочитал запоем, это «Аленький цветочек». Я тогда жил в Баку, учился в первом классе. Дальше был Пушкин, «Руслан и Людмила». Книга была редкая — неимоверной толщины со страницами вдвое больше обычного формата. На обложке было написано «Полное собрание сочинений». Сначала смотрел картинки. Сразу остановили две — бой витязей на мечах и витязь, держащий за длинную бороду страшного карлика. Как вы поняли это была поэма «Руслан и Людмила». Прочел, не отрываясь. На улице с пацанами, уже в Астрахани, «сражались» на деревянных мечах. А затем, конечно, был Дюма, «Три мушкетера». Эти книги, кстати, надолго определили мою спортивную биографию. Когда поступил в Томский институт инженеров железнодорожного транспорта, сразу записался в секцию фехтования. Занимался этим видом спорта во время учебы и потом еще лет 20. Я слышал мнение
***
Частое чтение хорошо развивало память. Когда я учился во втором классе, учительница литературы заметила, что я хорошо запоминаю стихи и «читаю с выражением». Она предложила мне выучить главу «Сон Татьяны» из «Евгения Онегина» и пригласила коллег послушать меня — типа открытый урок. Почему второклассник должен был читать «Сон Татьяны» не понимаю до сих пор. Возможно, учительница хотела похвастаться своей работой с учеником. Вообще, все детство я выступал на конкурсах художественного чтения и позже в институте участвовал в концертах на вузовских смотрах. Хотел стать артистом, но к счастью, вовремя понял, что не гожусь. Одно дело стихи, проза другое — создать точный сценический образ.
Впрочем, на томской студии телевидения, режиссеры Софья Сапожникова, Юлия Ратомская приглашали меня в литературные передачи. Я читал стихи или текст «от автора».
…Еще из детских, послевоенных астраханских воспоминаний — чтение по вечерам при керосиновой лампе вместе с родителями. Кстати, в это время к чтению приохотился и отец. Детство у него было такое тяжелое, что читать не пришлось, а потом тоже было не до книг. Но в этих семейных посиделках и он взялся за книги. Одна из запомнившихся мне в те времена — «Великий Моурави» Анны Антоновской. Это потрясающая Одиссея национального героя Грузии Георгия Саакадзе. Крестьянин, он стал великим воином, одержал для родной страны ряд побед. Князья его вынудили бежать в Персию. Там он добывал победы для шаха. Когда тот потребовал завоевать Грузию, отправился туда, понимая, что не сможет воевать против своего народа. Тем более шах взял его сына в заложники. Естественно, Саакадзе повернул против персов и вскоре ему прислали в мешке голову сына…
Эта трехтомная драматичная и мудрая сага была очень любима у нас в семье. Три ее тома, взятые в библиотеке, мы читали и перечитывали. Уже в Томске я узнал, что томов шесть, прочел все, тоже библиотечные. А недавно увидел их на полках «лишних» книг в тамбуре
Вообще, я читал все, что и другие мои сверстники, «Два капитана», «Повесть о настоящем человеке», все что «проходили» по школьной программе, плюс уже доступные другие романы Дюма, плавно переходя к Мопассану, Стендалю, Бальзаку… Без книги не и дня не обходилось (как и сейчас). Однажды, еще в школе, сильно болел, лечила меня сном замечательный томский доктор Зинаида Михайловна Землякова. Спал в темноте (со снотворным) десять дней и ночей. Потом постепенно привыкал к свету. Читать Зинаида Михайловна разрешала в первые дни по пять минут в час. Я «подгонял» стрелки часов, с нетерпением ожидая, когда подойдут заветные 5 минут…
***
Мне повезло с учителями литературы в школе. Первой была Людмила Владимировна в астраханской школе. Высокая, статная, с длинными волосами, которые она наворачивала вокруг головы как корону. В начале
Впрочем, на моих отметках этот эпизод не сказался. Отметки она ставила всем справедливо.
…Уже студентом я, после вузовских соревнований по фехтованию, я заехал на родину, в Астрахань и первым делом отправился в школу. В голове звучали строки Константина Симонова «Он побежал, как мальчик на свиданье!». Было лето, в школе пусто, но Людмила Владимировна сидела в учительской, с
В Томске у меня были две учительницы литературы — Юлия Александровна Кузмина в
***
Читаю я много, каждый день, но не электронные книги, а нормальные, бумажные. Во первых, чтецы от автора в электронных книгах кажутся мне излишне выспренными, а, главное, за страницей бумажной книги я «вижу», «слышу», «ощущаю», природу, острее воспринимаю настроения и чувства героев. Там мир ярче и богаче на чувства.
Когда меня спрашивают о любимых книгах, и тех, что оказали на меня влияние в возрасте «за тридцать — сорок», называю первыми «Все люди враги» Олдингтона, «Ночь нежна» Фицжеральда. Романтические истории в них и чувства были мне близки, я рекомендовал их своим детям. Младшая дочь прочла и оценила, как и «Кентавра» Джона Апдайка с его потрясающей образностью повествования. Прочел также все у Джека Лондона, и Антуана Экзюпери. «Маленького принца» давал читать всем детям — и мальчикам и девочкам.
Однажды узнал, что найдены обломки самолета Экзюпери. Была версия о том, что он сознательно не вернулся из полета, потому что был разочарован, страдал
В
***
Мне сейчас стало труднее читать книги о том, как все было плохо в советское время. Конечно, я — «продукт» того времени. Но я все это помню и видел, ужасный быт, отношения между людьми… Зачем снова и снова мне это перечитывать? Я устал от таких историй. Читать книги о
Но после этого читать Улицкую
Борис Акунин хотя и беллетрист, я его тем не менее очень люблю, что некоторых знакомых поражает. Не все его воспринимают всерьез. С удовольствием читаю и перечитываю раннюю Викторию Токареву. Из томских писателей — Макшеева, Костина, Барчука.
Считаю, что Дмитрий Барчук в современной литературе будет посильнее Прилепина и других известных авторов, которые годами топчутся на событиях девяностых и первой половины нулевых. Барчук с его обращениями в далекое прошлое, и со своим взглядом на трагедию России после перестройки, на мой взгляд, куда интереснее и значительнее многих столичных авторов. В ряде романов он выступает как провидец событий. Например, один из его героев — олигарх, который всего достиг, а потом был посажен в тюрьму и помилован, уехал в Швейцарию. Явный прототип — Ходорковский, но роман написан еще до того, как тот вышел на свободу! В другом романе президент России уходит на пост
***
Отвечаю многим моим читателя на вопрос — почему сам не пишу книг. В
Еще были две «моих» книги о войне. Одна в соавторстве с фронтовиком Александром Вяловым книжку — «Своя высота», о
Текст: Мария Симонова
Фото: Мария Аникина