Юрий Стоянов: «Людей надо рассмешить, и мне не всё равно как»
Юрий Стоянов стал «своим» для всей страны еще в
Сегодня народный артист РФ Юрий Стоянов ведёт другие телешоу, снимается в кино, играет в «Женитьбе» в МХТ, а также участвует в проектах «Сказки с оркестром». Именно ради того, чтобы история о Малыше и Карлсоне прозвучала в Томской филармонии, Юрий Стоянов и прибыл в наш город.
Спектакль «Малыш и Карлсон» с участием Стоянова прошёл в Томске накануне в рамках Международного музыкального форума имени Эдисона Денисова. Событию, кстати, предшествовал кастинг среди томских собак.
После выступления Юрий рассказал о том, какую сказку любил в детстве, почему выбрал для участия в представлении именно
— Юрий, вы представили томским зрителям историю о Малыше и Карлсоне. А какую сказку вы сами любили в детстве?
— Она была не слишком детская! Я хорошо помню эту огромную толстую книжку с потрясающими гравюрами. Даже её длинное название не забыл: Шарль де Костер, «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях отважных, забавных и достославных во Фландрии и иных странах».
Читать я научился в три года, а именно эту книгу прочёл, наверное, лет в шесть, поскольку точно помню, что в первом классе уже её знал. Конечно, тяжёлая книга — инквизиция, костры… Признаюсь, я после неё стал бояться казни, того, что могут прийти инквизиторы и забрать меня. Раньше чем нужно её прочитал, это точно.
— А когда с «Карлсоном» познакомились?
— Мое счастье, что я прочитал эту сказку уже не ребёнком. Я и во время спектакля поэтому её читаю и для взрослых тоже. Там, где беда по сюжету детская, я её подаю как большое горе. Хочу сказать таким образом взрослым: не относитесь к этим слезам несерьёзно, мол, поныл ребенок и всё прошло. Нет, это большая драма, которая происходит в душе маленького человека. Я делаю так абсолютно сознательно, напоминаю взрослым, что дети могут испытывать глубокие, большие чувства, это не просто баловство.
— Томская филармония проводила кастинг собак для спектакля, в финал вышли три. Почему в итоге ваш выбор пал именно на
— Маленький мальчик мечтает о настоящей собаке. Один из конкурсантов, шпиц, был красив, но казался несколько декоративным, а нам же нужно было представить щенка как противопоставление игрушке. Иначе получилось бы, что вместо плюшевой Малышу подарили живую игрушку. В Москве, кстати, я тоже со спаниелем играл.
— Вы сделали шведскую историю русской, казалось, ваш Карлсон словно из Одессы…
— Да, всё правильно, мы с ним родились в одном городе.
— Музыка помогла вам создать именно такую историю?
— Конечно, всё только от музыки и шло! Я, когда «Карлсона» прочитал, то всё придумал буквально за одну репетицию… Эдисон Денисов разве писал не русскую историю? Она грандиозная, и музыка очень глубокая, даже глубже, чем сама шведская сказка. Как в ней слышны слёзы! Это же история большой драмы, детской беды и детского счастья.
— Эпизод, когда вы забираете у дирижёра палочку и занимаете его место, родился из импровизации?
— Да, это было однажды на концерте в Москве. Я вдруг согнал дирижёра Владимира Понькина, с которым мы выступаем, с его места, а потом записал себе, что в этом эпизоде я управляю оркестром. Кстати, у вас в Томске очень подвижный, потрясающий дирижёр. Ваш оркестр звучит хорошо, чисто. Вы знаете, это тоже проблема. Был у меня один концерт в провинции… Когда трубы взяли первый аккорд за моей спиной, я сказал себе мысленно: «Мама, роди меня обратно!». Я, естественно, не дирижёр, но человек музыкальный. Как же там всё звучало фальшиво! А здесь мало того что чисто, так еще и очень чувственно было сыграно. Серьезный международный уровень звучания у томского оркестра!
— Какие еще произведения вы представляете вместе с оркестром?
— «Алиса в стране чудес» Кэррола, «Повести Белкина» Пушкина. Это с музыкой Шостаковича и Шнитке, Свиридова и Чайковского — серьёзные работы. А с московским оркестром аутентичных старинных инструментов эпохи Возрождения «Мадригал» я читаю «Декамерон» Боккаччо! Это невероятно пуританское, кстати, произведение. Те, кто приходит на «клубничку», вскоре видят — это очень светлая, ренессансная литература. Я читаю эту книгу очень смешно. «Декамерон» — это не занудство
— Как музыку вы любите слушать?
— Итальянскую оперу. Еще люблю Чайковского и Моцарта… Моцарта все же больше всего. Из наших композиторов мне также нравятся Шостакович и Свиридов. Кроме того, я очень люблю
— Что сами играете чаще всего?
— Фламенко, испанские мотивы.
—
— Тогда я дружил с хорошим дирижером Марисом Янсонсом. Спросил его: «Ты мне можешь примитивно объяснить, чем Моцарт отличается от других композиторов его поры? Понятно, что у Пушкина, например, современный абсолютно язык, чего не скажешь о других поэтах того времени, а что же Моцарт?». Он мне объяснил очень просто и смешно. Оказывается, у Моцарта сразу стало больше чёрных клавиш в произведениях. Когда играешь Сальери, то аккорды в основном все по белым берутся. А у Моцарта не так. Марис мне посоветовал: «Когда в роли Моцарта будешь делать вид, что играешь на рояле, помни об этом! И когда будешь дирижировать то не маши руками, дирижируй в себе. У него музыка внутри, он не дирижировал оркестром, он Богом дирижировал…». Так я и дирижировал — максимум пальцами.
— Недавно вы сыграли в «Женитьбе» в МХТ. Возможно ли ваше появление в других спектаклях этого театра?
— Сначала МХТ должен думать, продолжать ли со мной сотрудничество, а потом и я подумаю. Театр — это серьезная штука. Я преклоняюсь перед людьми, которые могут, как у Чехова, нести свой крест и верить. И я в театре БДТ отработал почти 20 лет в своё время, и было много разного за те годы. Сейчас театр для меня — это способ сохранения актёрской формы, тренировка. Очень важно, когда у тебя живой зал, спектакль, который больше не повторится никогда в таком виде, не будет таким, как сегодня. Артист обязан общаться с живым зрителем! Но я человек, отравленный телевидением и кино, и мои приоритеты все же связаны с этими направлениями.
— Вы любите цитату Чарли Чаплина о том, что артиста делает публика, она приносит ему славу. Можете про себя сказать то же самое?
— Могу сказать про себя, что это чудо. Если у Чаплина очевидно — он получил то, что должен был получить от зрителя, он всегда говорил: «Я благодарен своим зрителям за то, что они сделали меня знаменитым». А я благодарен своим, что они такого человека, как я, сделали знаменитым. Во мне внешне нет ничего смешного и социального близкого разным людям большой страны. Я не шукшиновский персонаж, явно. Тем не менее я стал знаменитым. Вероятно, за смехом всегда должна чувствоваться беда, судьба. Видимо, сказалось сочетание биографии, и того, что я люблю людей, которых играю. И я никогда никого не делю по социальным или политическим принципам. Со мной бесполезно говорить о политике, я сразу закрываю тему. Не потому, что мне нечего сказать. Просто я не ссорю людей, я их мирю.
— Вы в Томске уже бывали?
— Да, с «Городком» приезжал раза два, еще когда был жив мой партнер Илья Олейников.
— Ожидали ли от поездки
— Сейчас не бывает «очередных гастролей», каждые на счету. И у меня никогда не было чисто формальных поездок. Поверьте мне, это радостный, но все же труд, концерт — не прогулка по сцене, а серьёзная работа, хотя после него обязательно должно оставаться ощущение лёгкости. «Почём овес», никого не волнует.
У меня вообще нет ощущения во время гастролей, что я приезжаю в провинцию. Бывали
— Хочется услышать от вас позитивные, жизнеутверждающие вещи…
— Считаю, наша национальная идея — это создать хорошее настроение. Сейчас это звучит как никогда актуально! Людей, которые портят нам настроение, так много. Людей, которые заставляют ржать, еще больше. Но ржать, стебаться — не смеяться! Или ржачка, или стеб, или трагедия. У нас нет уже середины. А середина — это норма, адекватное восприятие юмора. Моя задача — создание осознанно хорошего настроения у нормальных людей, обладающих чувством юмора, которое идет от ума. Чувство юмора — это еще и свойство ума. Людей надо рассмешить, и мне не всё равно как.
— Я одессит и расскажу одесский анекдот. Он не новый, но мне очень нравится:
Пожилой еврей говорит знакомому:
— Вы знаете, у меня было так плохо с памятью, я не помнил ничего, ни имен, ни названий. Мы пошли к доктору, и мне дали таблеточки. Теперь я помню всё!
— А как эти таблетки называются?
— Сейчас. Что вы спросили?
— Как называются ваши таблетки?
— От чего?
— Как от чего? От склероза!
— Ааа. У меня тоже вопрос: «Как называется цветок, где бутон и колючки?»
— Роза?
— Точно! Розочка, иди к нам! Где те таблетки, что мне доктор прописал?
Фото: Данил Шостак