«Колокол и Болото»: О Потомске, чиновниках и любви

Колокол накрывает важных персон города, легендарный Старец возвращается из Небесной Отчизны в человеческое время, молодые люди с первой встречи угадывают друг в друге своих и влюбляются, а чиновник Трясогузкин так подозрительно похож на всем в Томске известного…

Впрочем, как оказалось, во многих городах находятся вельможи, очень напоминающие этого колоритного героя. Владимир Костин (чьи «Годовые кольца» несколько лет назад стали событием в российской литературе и попали в финал крупной премии) написал новую книгу, которую хочется читать, не открываясь, беспечно забросив все дела.

В его романе «Колокол и Болото» удивительно гармонично сочетаются реальные факты из прошлого города (даже цитаты из старинных газет) и фантастическая история, случившаяся с героями книги, сатирические, гротесковые сцены, посвященные политикам и трогательное повествование о любви. Томск стал прототипом, превратился в Потомск, и зажил своей художественной жизнью.

Впечатлениями о новом сочинении Костина обменивались в томской областной библиотеке им. А. С. Пушкина на презентации «Колокола и Болота».

Впрочем, сначала слово предоставили автору.

— Книга писалась очень тяжело, — признался Владимир Костин. — Прозаику нужен «долгий разбег». Пока он найдет ту верную интонацию, с которой начинается долгое, на добрую сотню страниц, путешествие… Роман требует полного отключения от другой деятельности, и нет никаких гарантии, что у тебя все получится. Замысел возник за несколько лет до того, как я взялся за книгу. Первая сцена, которая появилась у меня в голове — это эпизод, когда опускает благовест, и накрывает важных людей области. Она родилась в моем сознании, когда я наблюдал, как освящают наш новый благовест. За четыре долгих зимних месяца я написал эту книгу.

Предыдущая вещь Костина, «Годовые кольца», и «Колокол и Болото», получились разными по настроению, по интонации. Вместо ощущения безысходности и тоски, которое вполне могла навеять читателю прошлая книга, новый роман вдохновляет своей легкостью, светом и надеждой. Автор объяснил это принципиальное различие:

— «Годовые кольца» были грустными, потому что печальна наша действительность, — отмечает Владимир Костин. — Теперь мне хотелось написать книгу, другую по тональности, достаточно светлую. Что происходит сейчас в России и в мире? Мне страшна глобализация, мне кажется, мир теряет последние краски, человек усредняется, а впервые за мировую историю цивилизация и культура скандально противостоят друг другу. В этом столкновении я, конечно, на стороне культуры. Мне нужно было написать книгу, которая напомнила бы о простых, понятных радостях человека. То, что было дорого и 10, и 20 тысяч лет назад, нельзя отнять. Я понял, что в новом романе мне придется работать в гротеске, в жанре фантастики. Конечно, думал и о том, что вещь должна быть ироничной, юмористичной, лиричной. Последнее мне было очень важно. Лирика — деликатное дело, здесь легко впасть в серьезную писательскую нескромность. Получилось то, что получилось. Я думаю, что от художественной и человеческой правды не отступал.

Среди тех писателей, кто «помогал» ему в работе, Костин назвал Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Булгакова, Платонова, Метерлинка, Андрича и художника Левитана (его картина «Март», пейзаж, наполненный предчувствием весны, сыграл в романе свою роль).
«Март», Исаак Левитан, 1895 г.

ОТЗЫВЫ ЧИТАТЕЛЕЙ

Читатели «Колокола и Болота» были эмоциональны. Сравнения получались впечатляющими:

— Когда у меня появилась книга, то я отложил «Волхва» Фаулза — предпочел ему роман Костина, — рассказал Сергей Аванесов, философ, педагог и поэт. — «Колокол и Болото» — это настоящая, хорошая художественная проза, а не сконструированный текст.

Сергей Аванесов даже провел параллели с «Божественной комедией» Данте, поскольку в обоих романах есть место фантастике, политическим аллюзиям, нравственным ориентирам.

— А мне вспомнилось «Сто лет одиночества» Маркеса с его замкнутым пространством, — не согласился Александр Казаркин, писатель, литературовед, педагог, профессор. — Думаю, роману Костина суждена долгая жизнь. Мне кажется, после многочисленных «дутых» романов, где очень плоские прямолинейные сюжеты, у нас наконец появился грустный, ироничный гротескно-фантастический взгляд. В «Колоколе и Болоте» жизнь дошла до края, дальше уже некуда — куда ниже Болота? Вот и начинается все сначала, причем оказывается, что люди хотят быть людьми. Вообще, признаться, я ожидал от Костина худшего. В «Годовых кольцах» я увидел мрачноватый взгляд на мир, и предполагал, что теперь он возьмет еще более мрачный тон. А он меня удивил надеждой и лиризмом. Да, в мире много гадостей, много смешного. Но любите наше болото, сживайтесь с ним, все равно другой реальности у нас нет, и не на что надеяться, кроме как на самих себя, на сибиряков.

Подтверждение «веры в Сибирь» легко найти в романе. Кроме сюжетных моментов, можно вспомнить такую красноречивую цитату:

«Много, много позже появится штампованная фраза „сибирский характер“, изношенная до потери подошвы, часто, часто звучавшая как лукавая похвала алчного хозяина простодушному батраку. Но, может быть, правы те сибирелюбы, которые, взирая на нынешний упадок всего и вся в русском человеке, считают, что если Господь и разрешит в оный час возродиться России, то только на том, что Сибирь для нее сберегла?».

Многие гости презентации романа восхищались стилем, языком книги Костина. Только ради его неожиданных сравнений и ярких метафор, витиеватого слога, легкой иронии, и главное, особой, завораживающей музыкальности текста стоит прочесть «Колокол и Болото». Как не восхищаться стилем этого автора, когда даже совершено обыкновенная картинка рисуется так ярко:

«Площадь уже гудит, и взвизгивает, и трясется. Несутся косяками автомобили, автобусы, троллейбусы, и торопятся по тротуарам люди трудовой спелости, и иные дамские каблуки так отбивают по звонкой плитке, что их стук доносится до каланчи».

Конечно, заметили читатели, как меняются интонации автора в зависимости от того, о каких героях идет речь. Сколько нежности в тексте, когда на страницах появляются влюбленные герои, Алеша и Ванда:

«И Ванда была далеко-далеко, и он переносил любовь к ней на прогулочный старый Город, делился любовью с ним, таким болезненно красивым в своих древней и новой, извинительно-поддельной под старину, геометрии и красках, заметно и подходяще обезлюдевшим в этот неупиваемый август».

Совсем иначе, едко и саркастично рисуются сцены, связанные с чиновниками. Например, процедура прижиганий ради освобождения чиноза от грехов мздоимства и алкоголизма:

«Чем глубже увяз человек в трясине зла, там больнее ему было, тем громче издавал он своим честнеющим ртом звуки нравственного освобождения».

Профессор, писатель Галина Климовская в своей рецензии подчеркивала:

— Замечательно проработан, доведен до самой высокой степени художественной конкретности главный и символический образ романа — образ Болота. Вообще-то, одного из старых, забытых всеми властями района «Потомска», но, однако же, не случайно расположенного в непосредственной близости к Воскресенской церкви и ее огромному — и тоже символическому — Колоколу. И не случайно именно к избранным жителям этого Болота, собравшимся однажды на его ритуальном — Костровом — месте, обращается Старец, «восставший из гроба» томский святой, с наставлением «жить как жили, не святыми, но людьми со всеми слабостями человеческими», но с «драгоценной совестью», живущей в них».

Читавший на презентации отрывки из романа заслуженный артист РФ Виктор Антонов настолько проникся текстом, что даже не смог сдержать скупой мужской слезы. И сказал, что непременно прочтет книгу целиком.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Многие нашли в романе «Колокол и Болото» что-то близкое для себя. Кстати, говорили не только собственно о тексте. Немало комплиментов досталось иллюстрациям. Знакомые, и в то же время новые для томичей, образы Потомска создала художник Ольга Нечаева. Она рассказала о своей работе над книгой:

 

От первого лица

Ольга Нечаева

иллюстратор  — Владимир Михайлович говорил, что когда он писал роман, то старался не бывать на Болоте, чтобы реальность не заслоняла реальности романа, я же, напротив, пошла туда и взяла с собою подругу, которая родилась не в Томске и впервые увидела эти улочки. Второй раз мы отправились в те места уже с Владимиром Михайловичем, он показывал мне «свое» болото. Мы посмотрели, где должно быть описанное в романе Костровое место, где расположены дома главных героев. Третий раз я возвращалась на Болото за конкретными вещами: хотелось уточнить детали — что видно из окна Алеши, посмотреть на магазинчики. Было сложно найти верную интонацию — чистый реализм или гротеск не подходили к этому роману. Моими «попутчиками», вдохновляющими меня в этой работе, стали Марк Шагал, в чьих картинах соприкасается реальность и фантастика. ремезовская летопись 17 века, где случившиеся события, видения и пророчества соседствуют на рисунках, и лубочная Библия, где простым языком говорится о важных, серьезных вещах. Я намерено выбрала для своих рисунков грубовато-простоватую технику, уголь и мел. Это тот шершавый язык, которым могли бы говорить жители Болота.

 

ОТ ПОТОМСКА ДО МОСКВЫ

Главный герой вечера в финале презентации сравнил ее с праздником:

— Это совершенно необычная вещь, большое спасибо всем участникам! Мне кажется, в прошлый раз я так часто слышал «Костин» и как обо мне говорят в третьем лице, когда однажды на партийном собрании разбирали мое не вполне благовидное поведение. Кажется, я крепко выпил на демонстрации и сказал лишнего про партию и правительство.

После презентации желающие брали автографы, и, конечно, интересовались творческими планами автора.

— От романа надо отдохнуть, я от него еще не восстановился. Но уже задумал три маленьких рассказа, — поведал Владимир Костин. — Уже знаю из названия — «Петух», «Погон» и «Ковер». В основе «Петуха» будут воспоминания из детства, реальный случай — как-то ночью злой петух клюнул в голову моего дядюшку.

Пока автор приходит в себя после рождения «Колокола и Болота», его книга продается, и не только в Томске. Заказать роман можно через интернет, есть в продаже издание в Иркутске, половина тиража в Москве, и спрос на книгу есть. Те, кто совершенно не знаком с прототипом Потомска, читают историю немного другими глазами:

— Если томичам интересно ребусы разгадывать, то у читателей, не связанных с этим городом, есть свобода от наших реалий, — считает Костин. — Их не отвлекают сравнения, они видят просто сибирский город. Мы же читаем про Макондо у Маркеса или про Вишеград у Андрича, хотя мы там не бывали, но нам интересны местные подробности. Думаю, не страшно, что не все читатели «Колокола и Болота» бывали в Томске.

И напоследок — о проекте, в котором Владимир Костин в скором времени примет участие. В следующем году в пушкинской библиотеке открывается «лекторий». В его рамках Костин, кандидат филологических наук, в прошлом много лет преподававший в ТГУ и в Томском гуманитарном лицее и всегда пользовавшийся уважением и любовью учеников, прочтет серию лекций. Первая из них пройдет в январе и будет посвящена творчеству А. С. Пушкина и В. А. Жуковского.

Текст: Мария Симонова

Фото: Мария Аникина, Василина Фаткулина, фото Ольги Нечаевой — Gorod70.ru