18+
18+
РЕКЛАМА
Книги, Принцип чтения, Принцип чтения.Александр Вислов: «Расставаться с книгами у меня не получается» Принцип чтения.Александр Вислов: «Расставаться с книгами у меня не получается»

Принцип чтения.
Александр Вислов: «Расставаться с книгами у меня не получается»

Что читают театральные критики, и как их профессия влияет на выбор книг? Это мы решили выяснить у председателя экспертного совета национальной премии «Золотая маска», редактора журнала «Вопросы театра» и педагога ГИТИСа Александра Вислова.

Эксперт на несколько дней приезжал в Томск, чтобы посмотреть премьеры театра Драмы. Мы выяснили, что он прочел во время этой поездки, чем особенны современные пьесы и почему они должны быть в репертуаре, а также узнали, какую работу сегодня можно назвать «новой Библией театроведов».

 

— Я уже в малом возрасте начал осваивать серьезную литературу. У нас дома была «Библиотека всемирной литературы», все 200 томов. Они манили своими суперобложками, прекрасными картинками внутри. Я пытался штудировать их. Потом, лет в 12, увлекся Владимиром Маяковским. Читал его ранние стихи, футуристического периода, а также пьесы и сценарии, что для мальчишки выбор странный, но я изучал их с большим удовольствием. Увлечение Маяковским, можно сказать, протянуто через всю мою жизнь — в следующем году мы планируем провести в Новокузнецке театральную лабораторию по его произведениям. Неожиданный выбор, не так уж много у него драматических произведений, но тем не менее есть сценарии, можно сделать эскиз и по лирике или по связанным с Маяковским историям.

***

Пьесы я полюбил читать очень рано. Обычно детям они не нравятся. Например, мои дети не понимают, как можно их читать. Смотреть в театре еще куда ни шло… А я читал с радостью, изучал список действующих лиц, представлял себе все, делал зарисовки, заметки. И сам пробовал писать пьесы, очень забавные.

Театральной литературой я тоже был увлечен с детства. Дома была серьезная библиотека по этой тематике (отец работал в журнале «Театр»). Любимой моей книгой был прекрасный альбом, изданные во время войны: «Московский художественный театр, 1938–43» с фотоотчетом за 5 сезонов. Текста в книге мало, зато сколько иллюстраций! «Три сестры» Немировича-Данченко 1940 года, «Горе от ума» и другое. Я часто перелистывал тот альбом, он был моей настольной книгой.

***

Другое сильное мое детское увлечение — декабристы. Я читал про них все, в том числе следственные дела. Начинал с беллетристики: Якова Гордина, Натана Эйдельман, а потом я перешел к научным трудам. Отец приносил их из библиотеки. «Восстание декабристов» — это издание продолжается, по-моему, до сих пор, все новые документы публикуют.

Считаю себя библиофилом со стажем. До сих пор увлечение живо! Очень ругаются мои домашние, что некуда ставить книги. Везде они лежат, на подоконниках, на полу стопками! Но расставаться с книгами у меня не получается.

 

Даже когда понимаю, что никогда больше не буду эту книжку читать, все равно невозможно ее отдать. С ней всегда связаны какие-то воспоминания.

 

Возможно, это неправильно, но у меня обычно в чтении одновременно несколько самых разных изданий. Одна книга по специальности, одна для довольствия, одна случайная… Не бывает так, что беру одну и читаю до конца. Мне все время требуется три-четыре, такой странный подход. Я привык к беспорядочному и хаотичному чтению. Но, по-моему, такой сумбур помогает сохранять широту кругозора.

***

Больше я, конечно, люблю бумажные книги. Это другое ощущение тактильное, другое качество чтения, иной запах. С электронными книгами не так интересно и не так торжественно. Но невозможно все покупать! Модные новинки беллетристики стараюсь читать в электронном виде. И некоторые вещи, связанные с работой. Много театроведческих трудов оцифровано. Это большое подспорье, когда к лекциям надо готовиться. Или перед встречами с театрами, беседами с актерами перечитать тексты пьесы. Иногда нужно вспомнить истории, связанные со Станиславским, Мейерхольдом.

В Томске «Роман с кокаином» в гостинице перечитал. Достаточно хорошо помню текст, но уточнил для себя некоторые вещи. Когда ты обсуждаешь спектакль, важно все вспомнить. Иногда бывает, коллеги общаются с труппой и не очень представляют, о чем идет речь. Это мне кажется странным.

***

Профессия изменила мое восприятие драматургии. Если пьеса нравится, то сразу возникают идеи, какому режиссеру ее можно посоветовать или в какую лабораторию взять. Выработался прикладной подход к драматической литературе. Хотя, когда читаешь роман или повесть, голова тоже начинает работать, как ее можно приспособить для сцены, насколько она попадет в современную театральную эстетику. Трудно абстрагироваться, профессия довлеет. Тем более театр сегодня стал настолько разнообразным, что ему подвластна любая литература.

Любой текст может стать предметом для спектакля. В России это еще не так развито. А в Риге в театре Dirty Deal несколько лет появился любопытный спектакль, мы даже приглашали его на нашу «Новую пьесу», офф-программу «Золотой маски» по новой драматургии. Янис Балодис сделал спектакль «Национальный план развития». Дело в том, что правительство Латвии выпустило план развития страны до 2020 года. Они на основе этого бюрократического документа создали остроумный, неожиданный, очень злой и вместе с тем очень возвышенный спектакль. Он про человека, про страну, про место человека в этой стране. Занимательно получилось! Латышское правительство обещает в плане, мол, мы все будем счастливо жить в богатой стране. Но в плане нет места человеку, все уходит в абстракцию. И, более того, он появился на фоне того, что стремительно сокращается население страны, молодежь уезжает на Запад.

Казалось бы, история внутренняя, но в Москве получился интересный опыт с неожиданным поворотом в финале. В конце спектакля нескольких человек просят выйти на сцену, затем их уводят за кулисы. Возвращаются они под песню Queen, ходят по сцене, обнимают других людей. А в Москве показ «Национального плана развития» совпал с острым моментом Крымских событий. И в финале спектакля зрителям сказали: кто против войны, выходите на сцену. И вышло больше половины зала.

***

Сильное впечатление на меня произвел роман Фредерика Бегбедера «Окна в мир». Долгие годы я им бредил. Казалось бы, в нашей время уже никого невозможно «пробить», так зашкаливает уровень трагического вокруг нас. Мы смотрим в новостях постоянно про очередные катаклизмы и катастрофы, это уже фон жизни. Мы относимся к таким сообщениям уже спокойно. А Бегбедер, возможно, благодаря своему цинизму сумел удивительным образом рассказать историю 11 сентября 2001 года, которое для каждого оказалось значительным событием в жизни. В своем романе Бегбедер говорит: мы все помним, что с нами происходило в тот момент, где мы находились. Даже сегодня, когда прошло почти 14 лет, тот день для всех остается серьезным воспоминанием. Роман отчасти документальный, но все-таки он не столько про падение башен-близнецов, сколько про личность, про ее переживания, про то, как трагедия изменила человека. Она и весь мир вокруг нас изменила, наше представление о современности.

 

Многие считают, что, если ХХ век начался в 1914 году, с Первой мировой войной, то ХХI — с теракта 11 сентября 2001.

 

С одной стороны, в романе есть история вымышленных героев, отца и двух сыновей, которые находились в момент теракта в ресторане «Окна в мир», расположенном в северной башне. В ней нет особого действия и конфликта, происходит медленное умирание людей. С другой стороны, это история внутреннего изменения человека, пишущего роман и внутренне проживающего эту ситуацию, переосмысляющего свою жизнь, биографию, отношение к людям и миру. Это две параллельные линии, они почти не пересекаются, разве что на эмоциональном уровне.

В тот момент, когда появился роман, театр у нас был не такой, как сегодня. Казалось, «Окна в мир» не могут иметь к сцене отношения, хотя текст серьезный и цепляет. Прошли годы, возникла новая генерация режиссеров, опыт вербатима, документального театра, на сцену пришли другие тексты. Мне показалось, пришло время посмотреть на роман новыми глазами. Я написал по нему пьесу. Роман Феодори, главный режиссер красноярского ТЮЗа, один из самых интересных режиссеров этого поколения, прочел ее, схватился за эту идею, ему тоже показалось, это может быть в театре. И наши усилия привели к тому, что появился спектакль, мне кажется, достаточно удачный, хотя отзывы разные.

Интересная история произошла: получилось два спектакля. Один в большом зале играется, на 300 человек, а потом для 30 зрителей показывается дополнительный спектакль в подвалах театра. Он пластический. Роман долго мучился с этой работой и решил перенести ее в подвал. Клаустрофобия, все работает на материал. Коридоры тесные и пыльные, механизмы под сценой… Можно играть. Собирался там ставить. Но я сказал, нет, это задумывалось как дискуссионный спектакль, манифест. Важно чтобы он шел на большой сцене, с открытым обращением к публике. Роман долго думал, в итоге появилось два спектакля.

Это пример того, как через годы стало понятно: театр готов осваивать такого рода литературу. В тексте есть такая фраза (роман от первого лица написан, его главное действующее лицо — это писатель Бегбедер). Он говорит: «В театре возможно все!». Это рефрен, так сегодня и получается. Любой опыт, переживание, литература — все может быть переосмыслено в театре.

***

Мне доводится читать много современных пьес. Главная тенденция — драматургия неожиданно стала женской профессией. Во всех драматургических конкурсах примерно 70% участников — молодые девушки. В первую очередь эту тенденцию формирует Николай Коляда со своей школой. Много у него достойных учениц! Ярослава Пулинович, которая уже, можно сказать, классик, сегодня, на мой взгляд, один из самых любопытных авторов. Но и за ней идет целая генерация талантливых драматургов. Например, Полина Бородина, которая блестящим образом занимается документальным театром! Недавно была ее премьера в Москве в теперь уже печально известном театре.doc (ему постоянно приходится переезжать с места на место). Последние проблемы у них начались после премьеры спектакля «Болотное дело», автор которого Полина. Хотя эта история не о политике, она про людей, родственников, про то, как те или иные обстоятельства меняют судьбы человеческие… Нет ничего такого протестного там, спектакль не антигосударственный, он о человеке. Вероятно, в первую очередь название людей взбудоражило.

Полина — сильный, яркий, перспективный автор, и ряд других людей из школы Коляды сегодня меняют представление о том, какой может быть современная пьеса.

***

Процент пьес, которые приходят в театр, еще очень не велик. Но тенденция уже есть. Необходимо, чтобы современная пьеса была на сцене, какой бы она не казалась непривычной, неудобной, непонятной для зрителя и иногда для тех, кто работает в театре. Она говорит о современном человеке, современном опыте переживания глобальных сложностей. Вербатим, например, это главное направление, занимающееся своим городом, его спецификой, попытка осмыслить то пространство, где люди находятся. Какой бы ни была классика, без переживаний современного человека театр не может существовать полноценно. И это дает современная драматургия. Есть интересные авторы! Валерий Шергин, современный драматург, очень мне нравится. По его пьесе «Концлагеристы» у нас в Омске в лаборатории был неплохой эскиз, а после вышла премьера. В этой пьесе сошлись парадоксальным образом две тенденции, вышедшие из театрального обихода. Острая, злая, едкая политическая сатира (сейчас она, видимо, будет возвращаться) и история с положительным героем. Все говорили: «В Новой драме Сплошные наркоманы, бомжи, люди без идеалов. Нет там положительного героя!». Оказалось, он может быть. Пьеса тонко сделана, иронично. В ее центре — человек с его духовным миром. Не буду рассказывать подробностей. Надо пьесу почитать, увидеть. Может, один из томских театров заинтересуется историей…

***

Любопытный проект с американской драматургией делает драматург и переводчик Джон Фридман. Одним из его итогов стал и спектакль Александра Огарева «Анна в тропиках», премьера которой прошла в томской Драме весной. В этой пьесе Нило Круза много всего намешано. И литературная игра, влияние постмодернистского дискурса, и мощный мелодраматический, и экзотика. Есть ряд других любопытных сочинений в проекте Джона Фридмана. Но в целом, надо сказать, плохо для нынешнего глобального мира к нам приходит зарубежная драма. Ее почти не переводят. Отдельные люди проявляют инициативу. За последнее десятилетие два только имени из ныне живущих современных активно работающих авторов вошли в театральный обиход. Прежде всего, это американец Трэйси Леттс, сочинивший пьесу «Графство Осейдж». Также начали ставить «Метод Гренхольма» каталонца Жорди Галсерана.

Конечно, обращаются к пьесам Мартина Макдонаха. Он выдающийся драматург современности и идеальный для России автор. Чудаковатые ирландцы, о которых он пишет, близки по мироощущению русскому человеку. Казалось бы, бери и ставь. А не получается! Только один Сергей Федотов, на мой взгляд, умеет его ставить, почувствовал его. В Пермском театре «Мост» он переставил всего Макдонаха, семь пьес есть в их репертуаре. Более того, минувшей осенью Сергей провел первый в мире международный фестиваль Макдонаха. Из разных городов и стран были спектакли, сам автор обещал приехать, но он странный персонаж, и не появился в Перми.

Макдонах — безусловная величина. Остальные авторы, кроме тех, кого я назвал, либо ставятся разово, либо рассматриваются на уровне лабораторий. Не идет иностранная пьеса на наши подмостки. Не готов сказать, почему так происходит. Наверное, достаточно традиционный у нас зритель. Хотя, по-моему, это предубеждение. Зритель устал от хорошо сделанных пьес и «нижепоясных» комедий, от Куни и Камолетти. Он уже готов к серьезному разговору. Не к увеселению на сцене, а к провокационным вещам. Зритель хочет, чтобы театр не только развлекал его, но и подталкивал к серьезной мыслительной работе. Мне кажется, что зритель изменился, а театральные деятели от него немного отстают, считаю, что зритель любит красоту танца и песни. Но не только же ее! Театр должен быть разным. Танцу и песням есть место на сцене, и другим жанрам тоже.

Например, наш красноярский спектакль «Окна в мир» прописан как трагедия. Помню, несколько лет назад я работал в театре Российской армии, мы делали спектакль по севастопольским рассказам Льва Толстого. Когда я предложил для него жанр «трагедия», на меня администраторы замахали руками: «Саша, ты с ума сошел, хочешь, чтобы ни одного человека в зале не было?!». А сейчас в Красноярске сделали трагедию и ничего, собираются полные залы, не отпугивает жанр народ.

 

Что-то изменилось в сознании людей, они уже готовы не только на комедии идти, но и на трагедии.

 

В Томск я привез с собой «Римас Туминас. Московские спектакли» Дмитрия Трубочкина. Это книга серьезная, весомая во всех смыслах. Ее автор профессор Трубочкин, замечательный ученый, специалист по античному театру. Он увлекся современным театральным процессом и написал уникальную книгу, оценивающую процесс сугубо сиюминутный. Она посвящена наиболее интересно развивающемуся сегодня театру, ставшему номер один в Москве по вниманию и публики, и моих коллег-театроведов. Это театр Вахтангова. Он с приходом Римаса Туминаса сильно рванул, появилось много сильных спектаклей, на них невозможно попасть. «Пристань», «Евгений Онегин», «Дядя Ваня»… В исследовании предпринят скрупулезный анализ каждого из поставленных в Москве спектаклей Туминаса, начиная с его «Играем… Шиллера!» в «Современнике» и продолжая вахтанговскими работами. Это редкий опыт. Наше театроведение ушло в последние годы в силу объективных причин в газетно-журнальный жанр, в короткие стремительные описания, а это исследование в духе старой школы. Подробнейшее, с описанием мизансцен, актерской игры… С приложениями, где подробно сопоставляются тексты «Горя от ума», «Ревизора» и их сценические варианты Туминаса. Для любителей театра, специалистов, для будущих исследователей (а все мы работаем на будущее) это будет неоценимым пособием. В 20-е годы и в советское время такого рода подробные издания, посвященные не процессу в целом, а отдельному театру, художнику, режиссеру выходили регулярно.

Я вожу эту книжку с собой, хотя она очень тяжелая (прекрасно издана на альбомной бумаге, в ней много красивых иллюстраций) потому, что никак не могу закончить рецензию на нее для своего журнала «Вопросы театра». Надеюсь, в Томске закончу.

***

Сегодня самым главным трудом, касающимся театром, считается книжка «Постдраматический театр» Хан-Тиса Лемана, замечательного немецкого исследователя. Может, это еще не новая Библия театроведов, но она уже приближается к этой позиции. Я недавно был на защите дипломов в ГИТИСе и в каждой работе, неважно, чему она посвящена, обязательно находилось место для цитаты или ссылки на этот труд.

Театроведение в некотором смысле лженаука, как и всякая наука, имеющая отношение к эфемерными вещам, связанная с искусством, с художественным творчеством. Но возник дефицит новых теорий, и она появилась. Театр стремительно меняется в последние годы. Другим становится режиссерский язык, вслед за ним и актерский, природа существования на сцене. Предмет разговора изменился, тексты, становящиеся основой для спектакля, несколько лет назад нельзя было представить на сцене.

Все меняется, и Ханс-Тис Леман выдвинул теорию, глубокую, подкрепленную массой свидетельств. Он активно последние десятилетия ходил в театр и фиксировал свои наблюдения. Они и легли в основу заявления о том, что театр сегодня не драматический, а уже постдраматический. У него много доказательств, какие-то кажутся остроумными и глубокими, а какие-то несколько сомнительными. Для меня ключевое положение этой теории в том, что он говорит: в драматическом театре конфликт происходит на сцене, между персонажами пьес, а в постдраматическом — между залом и сценой. Рампа становится линией конфликта. Эффектно сказано, и действительно имеет под собою глубокий смысл. Многие спектакли сегодня пытаются вступать в прямые или опосредованные отношения со зрителями, будить их, провоцировать. Это смещение ракурса конфликта — тонко подмеченная немецким исследователем отличительная особенность современного театрального процесса. Из крупных трудов, касающихся теории театра, считаю, это книга номер один.

 

Текст: Мария Симонова

Фото: Мария Аникина