18+
18+
Книги, Книжный день, Томск книга Большая книга читать Ленин Катаев Иван Грозный список голосовать роман «Большая книга» — 2017: девять длинных историй
РЕКЛАМА

«Большая книга» — 2017: девять длинных историй

АВТОР
Мария Симонова

Список произведений-финалистов национальной премии «Большая книга» каждый год можно прочитать в интернете бесплатно.

Правда, в этот раз одну из них, десятую, в онлайн-голосование не выложили — роман Виктора Пелевина «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» для свободного чтения не доступен. Остальные истории до конца ноября можно прочесть на bookmate.com, litres.ru и readrate.com. Голосование идет в настоящее время.

В этом году мы читали девять главных русских книг как никогда долго: очень уж объемными вышли издания. Другая тенденция шорт-листа нынешнего года — героями больших книг становятся реальные исторические личности. Биографии Ленина и Катаева, художественные романы об Иване Грозном и Несторе Махно… Такого обилия историй о персонажах с известными всем прототипами в «Большой книге» еще не бывало.

Андрей Рубанов, «Патриот»

Главного героя этого романа те, кто следит за книгами Рубанова, уже встречали в произведении «Готовься к войне». Но читать их по порядку вовсе необязательно, «Патриот» — история самостоятельная. Читать ее легко — никаких длинных витиеватых вступлений и лирических прологов, сразу простой и темпераментный стиль, погружающий в жизнь Сергея Знаева. Вчерашний миллионер переживает кризис и близок к тому, чтобы потерять свой бизнес. Но унывать он не собирается, а увлекается проектом по разработке коллекции телогреек. Тем более что жизнь преподносит ему сюрприз: герой внезапно узнает, что у него есть 16-летний сын.

Событиями фабула внушительного романа не насыщена. Знаев ищет компромисс со своим возрастом, почти не теряет оптимизма, верит, что «Мой лучший день сегодня, каждая секунда единственная», но иногда встречается со своим личным чертом. Вспоминает 90-е годы — без ужаса, депрессивности и размышлении об их лихости. Для него это время больших возможностей, и те, кто пережил этот период, везунчики, а не надломленные люди. Уступает в борьбе, но не чувствует себя проигравшим. Собирается воевать, но вместо этого летит в Америку. И очень любит Родину.

Алексей Сальников, «Петровы в гриппе и вокруг него»

В нынешнем шорт-листе одна из самых лаконичных книг. Читается легко и быстро, правда, надолго и не запоминается. Герои романа Сальникова обитают в Екатеринбурге — есть ощущение, что скоро этот город станет одним из самых популярных пространств для современной литературы, к нему обращаются и Алексей Иванов, и Анна Матвеева. И топографические детали узнаваемы, особенно когда Петровы отправляются на елку в ТЮЗ.

Слово «грипп» из названия хорошо передает общую атмосферу книги — на грани реальности и нереальности. Бытовые узнаваемые детали и наблюдения перемешиваются с бредовыми диалогами с пассажирами троллейбуса, абсурдистскими ситуациями вроде распития водки в случайном чужом ритуальном автобусе. А в обычной интеллигентной сотруднице библиотеки норовит проснуться жаждущий крови маньяк. В этом романе все немного не те, кем кажутся. И никогда не угадаешь, какие события можно найти в прошлом автослесаря Петрова, рисующего комиксы. В романе встречаются и литературные, и библейские аллюзии, но они ненавязчивы, не загромождают собой текст.

Еще отметим саркастичное представление в «Петровых…» мастеров слова. Никаких спойлеров, чистая цитата:

«Писатель, а точнее поэт, уже бесконечно долго посещал литературную студию „Строка“ где-то в библиотеке на Уралмаше.

— Это, походу, где у меня жена работает, — сказал Петров. — Она говорит, что так жалко всех этих людей, что там раз в неделю собираются, что хочется заколотить их в конференц-зале и сжечь библиотеку, чтобы они не мучились».

Игорь Малышев, «Номах»

У Сергея Есенина есть поэма «Страна негодяев», где в герое-анархисте легко угадывается Нестор Махно. В романе Игоря Малышева все наоборот: поэт Сенин пишет о батьке Махно, а самого борца со строями зовут Номах. История предполагает погружение в пучину Гражданской войны — большая часть действия происходит именно в ту эпоху, Номаху-эмигранту, больному сапожнику, доживающему свои деньги в безвестности в Париже, дается всего несколько страниц. В романе автор создает образ хаотичного и жестокого времени — убийств, их кровавых подробностей (вплоть до пожирания свиньями останков), изнасилований и даже сгоревших котят в «Номахе» столько, что не сосчитаешь. В духе сегодняшних антизападных настроений один из эпизодов отдан британскому шпиону, ненавидящему Россию и желающему великой стране гибели: «Мы хотим, чтобы вы убивали друг друга долго, очень долго».

Есть и любовь: Номах видит во снах жену и дочь, а поэт Сенин, примкнувший к анархистам, влюбляется в одну из активных участниц восстаний, командиршу Викторию. Для нее он даже ставит спектакль… Кстати, Сенин — не единственный в романе поэт, стихи пишет и читает блаженный Соловьев, который бродит по свету со своей пёской и чудом выживающий в разных ситуациях. Ценит поэзию и Номах.

В романе немало нелепого, например, рожающая при помощи раненного Номаха с криками «Божечки!» крестьянка. Странное впечатление производит язык: архаичный, с обилием подробностей и насыщенный банальными сравнениями и метафорами. Здесь и глаза, как у русалки, или глаза, как море, и тоска по русским безграничным полям, и месяц-подросток, а звезды-младенцы.

Сергей Шаргунов, «Катаев. Погоня за вечной весной»

Еще одна очень большая (973 бумажные страницы) книга. Ее главный герой, как и принято в шорт-листе нынешнего года, известен — это писатель Валентин Катаев. И на сей раз речь идет не о прототипе персонажа из романа, а о биографии.

Валентин Петрович прожил долгую жизнь, она рассказывается подробно, в хронологическом порядке. Автор сообщает, что некоторые факты узнал первым из исследователей, среди них — первая женитьба Катаева в Одессе, подробности о втором браке. Изучал он и нигде не публиковавшиеся письма Катаева, а также Олеши, Ильфа, Петрова, Зощенко, Мандельштама… Встречаются цитаты из книг писателя, его переписки. Уделяется внимание каждому произведению Валентина Петровича. К Катаеву относятся по-разному, автор своему герою симпатизирует. Еще в начале книги он заявляет: «Людям свойственно грубо и поспешно судить о времени, когда они не жили, и о людях, тогда живших. В чем-то все времена и мотивации похожи, но еще более сходны нетерпимость и неспособность различать полутона. В фейсбуке и ЖЖ несколько раз вспыхивал костерок полемики по поводу Валентина Петровича, и каждый раз, читая резво-недобрые реплики, хотелось спросить: кто вы такие, чтобы его бранить? Что вы о нем знаете? Посмотрите на себя».

В «Погоне за вечной весной» есть запоминающиеся эпизоды. Это и смешная история из юности, когда богема, Катаев и его друзья, жили за счет влюбленного в жену одного из них бухгалтера. И драматический последний вечер в жизни Маяковского, который поэт провел в гостях у писателя (и Катаев сказал при госте вызывающую фразу «Современные поэты не стреляются»). И ссоры с Булгаковым, и гибель брата Катаева Евгения, известного под псевдонимом Петров — того самого, который писал в соавторстве с Ильфом. Равнодушным к истории жизни Валентина Катаева, но интересующимся литературой тех лет, есть смысл браться за «Погоню за вечной весной», знакомых героев они в книге найдут. Радуют и оптимистичные интонации рассказа. Катаев, из русских писателей далеко не самый склонный к мучительным рефлексиям и переживаниям автор, прожил долго и относительно счастливо. Правда, чтобы осилить настолько большую книгу целиком все же желательно всерьез увлекаться творчеством писателя.

Лев Данилкин, «Ленин: пантократор солнечных пылинок»

В год 100-летия Октябрьской революции появление биографии вождя пролетариата выглядит логичным. Очень интересно, что за глобальную исследовательскую работу взялся Лев Данилкин, известный журналист, писатель и литературный критик. Воспринимать Ленина отстраненно, без пафоса и излишних эмоций непросто — слишком долго это было в нашей стране не принято. Десятилетия мифологизации и возвышения его фигуры в советское время сменились столь же резкой критикой после перестройки. И вот в 2017 году появляется книга, где Владимир Ульянов не великий и ужасный, не монстр, не друг детей, а незаурядная и непростая личность.

Повествование строится по принципу романа-путешествия: новая глава — новая локация, а переезжал Ленин часто. Автор «Пантократора солнечных пылинок» тоже посещал те края, где Владимир Ильич жил, писал статьи, спорил с оппонентами, находил новых союзников, изучал философские труды. Как Данилкин пишет ближе к финалу, это помогло ему лучше понять поведение и работы своего героя. Также к книге прилагается внушительный субъективный список «Ленин-100», где названы те издания, что особенно пригодились Данилкину и, вероятно, пригодятся желающим узнать об Ильиче больше.

Ленин с юности производит не самое привлекательное впечатление: у него отвратительная «манера при любой возможности швыряться калошами по живым мишеням», он измывается над младшим братом, доводя его до слез песенкой про «Жил-был у бабушки серенький козлик», сестру шокирует вырванными с корнем растениями, а старший брат опечален тем, что Володя раздирает в клочья его коллекцию театральных афиш. Крушить Ленин умел с детства. Став взрослым, он вызывал у своих оппонентов физиологическое отвращение, мог «из интересного собеседника и хорошего товарища в считаные дни превращаться в вызывающего желание ударить его типа», с юности внешне казался стариком, одевался во время эмиграции так бедно, что его порой не пускали в библиотеки.

Тем не менее этот человек умудрился стать во главе огромной страны, как такое случилось, Лев Данилкин в книге и рассматривает. Повествования о происходящем более 100 лет назад связывается с нашей эпохой интересно киношными сравнениями. «Искра. Эпизод 1» — классический сюжет в стиле «нуар»: герой-одиночка освобождается из тюрьмы, где досконально просчитывает головокружительную месть, и, оказавшись в чужом городе, ведет жизнь маргинала, целиком отдаваясь своей одержимости. Выбора у него нет: единственный способ обрести потерянную идентификацию — создать что-то, что потрясет мир. Звучат и название современных компаний, например, в работе с газетой Ленин «пришел к сформулированному основателем Amazon Джеффом Безосом „Правилу Двух Пицц“: высокопроизводительные команды должны быть довольно небольшими — такими, чтобы их можно было накормить двумя пиццами».

Биография Ленина от Данилкина, несмотря на пугающий объем в тысячу с лишним бумажных страниц, читается интересно. История жизни, ленинские места (и какими музеями они стали), размышления о статьях — все представлено в «Пантократоре» сполна. А еще в ней можно найти ответы на простые вопросы об Ильиче: почему он щурился, откуда взялся псевдоним Ленин, почему тело вождя поместили в мавзолей. А в финале — неожиданная гипотеза о сложных отношениях Ленина и Сталину в последние годы жизни Ильича.

Михаил Гиголашвили, Тайный год

Здесь героя мы тоже знаем — это царь Иван Грозный. Речь в романе идет о том периоде, когда правитель внезапно решил оставить престол и стал добровольным затворником в Александровской слободе. Берясь за эту книгу, надо быть готовым продираться через стилизованный под архаичный язык, все будет рассказано примерно таким слогом: «Что ему в миру? Одна мотовня, болтовня трескучая, суета и маета, распри и расплюйство! Уйти скитником — и душу спасти! Ведь и так получернец, в Кирилловом монастыре у владыки рукоположения просил — и получил, вместе с именем Иона и обещанием принять в обитель, когда жизнь мирская опостылеет и до ручки доведет».

Царь в романе видит то нечистую силу наяву, то Архангела Михаила во сне, лечится от венерического заболевания и ради этого даже пытается сбежать в прогрессивную Англию (но не дают русские разбойники, нападают и грабят, не иначе как знак), страстно набрасывается на женщин, не щадит врагов. А еще, конечно, думает о судьбе своей страны и своего народа. Тут древним языком говорятся вещи, относящиеся к современности. Народ, как жалуется царь Богу, ему достался неисправимый, потому и приходится от него отречься. Правда, и державе изначально не повезло. «Нет в ней тепла и света. Так Бог решил — могу ли я противиться? Что есть — то есть, и другого не будет. Солнце если и проглянет летом, то больше пожжёт, чем согреет, — и в другие края укатится, дымы спалённых полей и копоть тлеющих болот оставив. Может, оттого народ мой скрытен, молчалив и угрюм, что холод и тьма всегда? …весной — топь непролазна, лужи, горы талого снега (сколько его в реку ни сыпь — конца нет), летом — дикая пыль, жарь, гарь, ну, а осенью — серая жижа, в сапогах по пах ходить надо, про зиму же и говорить нечего. Так и живём, свой крест несём…» — повторяет царь распространенные жалобы современных москвичей. Параллельно со страданиями и думами Ивана король Польский и великий князь Литовский Стефан Баторий замышляет борьбу против Московии. Дело доходит до санкций, запрет на ввоз нужных товаров, на что наши люди только рукой машут — мол, и так проживем отлично. Знакомая история, ничего не меняется, как в стране, так и в жизни Ивана после года заточения.

Алексей Слаповский, «Неизвестность. Роман века. 1917–2017»

В этом романе (о, наконец!) нет реального исторического героя. Но речь опять же об истории, действие начинается в 1917-м, а завершается в 2017 году. Несколько поколений семьи с простой, часто встречающейся фамилией Смирновы, ведут дневники, пишут письма, дают интервью, сочиняют рассказы. Их жизнь показывается в контексте тех событий, которые происходят в стране. То войны, то репрессии, то застой, то очереди за водкой, то захват зрителей «Норд-Оста»… А в жизни у героев — измены, запои, встречи, разлуки…

Разные судьбы, разная стилистика, разная манера повествования, но в итоге все почти закольцовывается. Начинается с полного ошибок трудночитаемого и живого дневника безграмотного деревенского мужика, а завершается своеобразным, также с ошибками, текстом письма аутиста Смирнова-нашего современника. Различные голоса, эта смесь дневников и судебных документов, художественных рассказов и личных писем — главная особенность новой семейной саги Слаповского. Но все равно часто возникает ощущение, что это мелодраматический сериал, где похожие герои стремительно сменяют друг друга, а не «роман века», как скромно значится на обложке.

Сергей Самсонов, «Соколиный рубеж»

Еще один роман, беспощадный по размеру. На этот раз тоже обошлось без явных прототипов. Два блистательных летчика Григорий Зворыгин и Герман Борх губят врагов во время Великой Отечественной войны и ведут воздушную дуэль друг с другом.

В этом романе — и любовь Зворыгина ко врачу Нике, и сложные отношения к Сталину, и трагические семейные истории, и ирония судьбы (когда любимую жену блистательно воюющего на стороне Гитлера Борха во время тяжелых родов спасает врач-еврей). А также множество неспешных размышлений о жизни и войне, к примеру, таких: «что война была самым великим событием в их коротком земном бытии, ее ничто не перевесит: ни удивительная девушка, которая кому-то еще встретится, ни все родившиеся дети, ни колоссальные заводы и плотины, которые будут построены руками вернувшихся фронтовиков, ни покорение глубинных недр Земли и океана, ни даже выход человека за пределы атмосферы…». Все в романе рассказано с подобной неспешностью, легкой туманностью и витиеватостью.

Шамиль Идиатуллин, «Город Брежнев»

У этой книги шокирующая и интригующая завязка: советский школьник убил милиционера. После такого пролога начинается повествование, неспешное и очень подробное. Читателю предстоит погрузиться в 1983 год, в реконструкцию советского прошлого. Никакого умиления и очаровательной ностальгии: просто жизнь с обилием бытовых деталей, порой счастливая, порой очень непростая. Воскресная лепка пельменей, очереди в магазинах и дефицитные апельсины только с аджикой в придачу, «Утренняя почта» по телевизору, запрещенная музыка, в том числе первые записи ДДТ, война в Афганистане, о которой многие почти ничего не знают.

Артурчику Вафину 14 лет. Вместе с этим героем читатели проживают советское подростковое детство. Это и лето в лагере, подробная жизнь отрядов, ей уделено очень много внимания, и первые влюбленности, и регулярные разборки с гопниками. Одна из них заканчивается трагически: вмешательством милиции и гибелью товарища по лагерю.

Подробное реалистичное бытописание сочетается с насыщенной событиями фабулой и держащими в напряжении эпизодами, так что 700 страниц «подсматривания» за жизнью в провинциальном холодном советском городе в застойные времена прочитываются быстро.