Из Начала в НИПИнефть. Как Иван Васильевич перестал менять профессии

В честь прошедшего Дня геолога взяли интервью у человека, который всю жизнь изучает происхождение нефти и даже умеет делать ее практически из воздуха.

Наш герой — Иван Васильевич Гончаров, начальник управления лабораторных исследований пластовых флюидов, технолог института «ТомскНИПИнефть» — рассказывает том, как выбраться из глухой деревни, стать авторитетным ученым и создать единственную в регионе лабораторию, занимающуюся генеалогией нефти.

Иван Гончаров родился на самом юге Томской области, в ныне не существующей деревне Начало, бывшей коммуне «Начало новой жизни». Как и отец, Иван окончил семь классов местной школы. Уже тогда в нем проснулся интерес к химии: в седьмом классе, помогая учителю, он получил порох.

Одиннадцатый класс Гончаров закончил уже в селе Кожевниково экстерном, несмотря на возникшие административные препоны. Заметив, что в учебнике на 11 класс осталось совсем мало страниц он, по совету молодого учителя-практиканта, обратился к директору с просьбой о досрочной сдаче экзамена. Тот, естественно, отказал (разреши одному — на следующий год в 11 классе некому будет учиться!). Тогда Гончаров повторил попытку, адресовав вопрос членам комиссии облоно (областной отдел народного образования), пришедшей в школу. Те сдавать экзамены экстерном разрешили. Однако на первом же экзамене Ивана попросту завалили. Тогда он отправился к своей тете в Белокуриху, где успешно сдал все экзамены и получил аттестат. Это было в 1964 году, Гончарову исполнилось 16 лет.

— В этом же году я хотел паспорт получить. Прихожу в отдел милиции, а мне говорят: «Зачем тебе паспорт? Закончишь училище, будешь трактористом, там тебе паспорт не нужен». Не было ни у кого в деревне паспортов. Была «молоканная книжка», по которой молоко принимали у населения. Но я выходил свой паспорт, получил его, — вспоминает Иван Васильевич. — Я все время спешил жить. Запомнилась мне фраза Горького, что несчастье большинства людей заключается в том, что они думают — на потом. А потом оглянулся — и «потом» уже нет.

После окончания школы у Ивана Гончарова не было никаких сомнений, куда поступать. Он подал документы на химико-технологический факультет Томского политеха.

— К химии я прирос. Моя двоюродная сестра — химик, окончила ТГУ и в Бийске работала на заводе. Она сказала, что в ТГУ дают больше теории, а у политехников больше практики, их легче на заводы берут. Я послушал ее и нисколько не жалею, — рассказал Иван Гончаров.

На третьем курсе вуза Ивана вместе с одногруппниками активно включили в научно-исследовательскую работу студентов (НИРС). Гончарову дали задачу получить искусственную нефть из простейших неорганических соединений. Ему дали воду и угарный газ, и у него получилось.

— И вот, приехал в родную деревню. Отец спрашивает: «Чем ты занимаешься?» Ну как им объяснить? Я попроще: «Самогон гоню». А он: «Как, и деньги платят?» — «Да какие деньги, стипендию». Он тогда уже профессиональный вопрос задает: «А из чего?» — «Так из дыма, в нем же угарный газ есть». Тут отец замолчал, подумал и говорит: «Не может быть. Если бы можно было, наши бабы деревенские давно бы догадались и из картошки не гнали», — вспоминает Иван Гончаров.

Впрочем, искусственная нефть не получила широкого распространения, так как по своим качествам она сильно уступает природной. Не зря же немецкие танки, работавшие на синтетическом топливе, встали под Москвой в суровую русскую зиму.

Специалитетом Гончаров не ограничился, окончил аспирантуру и пришел в Институт химии нефти СО РАН. Там вместе с коллегами он разработал и запатентовал методики очистки нефтепродуктов. Дабы внедрить технологию на производстве, ученые отправились в Омск.

— Мы проводили фокус: берем совершенно прозрачный четыреххлористый титан, добавляем его в светлый нефтепродукт, керосин, он чернеет и из него выпадает осадок. Мы сделали анализ осадка: там оказались гетероатомные соединения, которые ухудшают качество нефтепродуктов — сернистые, азотистые, кислородные — запатентовали, поехали в Омск. Помню, в «Правде», в рубрике «Связь науки с производством» большая статья была. В ней нас назвали научным десантом, — рассказывает Иван Гончаров.

Однако на месте все оказалось не так просто. Ученые из Томска в течение нескольких лет плодотворно работали по тематике заводчан, тогда как их проект, ради которого они приехали в Омск, стоял на месте. Для этого были свои причины.

— Сильно позже я понял: перед директором поставлена задача выпустить два миллиона тонн авиационного керосина. А тут приехали ребята и журавля в небе показывают. А им синицу надо — план. И они тысячу причин находят, чтобы не дать хода нашему проекту, — объясняет Иван Гончаров.

Шло время. Гончарова начали сманивать в новосибирский Академгородок и Тюмень. Ученый решил отправиться в Тюмень, где, как и положено Ивану Васильевичу, поменял профессию. Здесь он стал заниматься не химией нефти, а геохимией. То есть, теперь стал искать ответ не на вопрос «из чего состоит нефть», а «почему она такая». На новом месте томский ученый предложил доработать один из приборов таким образом, чтобы сильно ускорить процесс получения экстракта (который получали за месяц). Для этого нужно было вдвое увеличить температуру нагрева в хроматографе. Эксперимент дал положительный результат и ученые уже хотели запатентовать новый прибор — однако их опередили французы, сделав это на четыре года раньше.

Потом пришла перестройка. Гончарову еще не было сорока, он защитил докторскую диссертацию, его много раз звали работать за рубеж и выбрали председателем профсоюза. Мол, ты не боишься администрации, так что вперед. Как раз тогда Гончарову поступило очередное предложение — отправиться на работу в Алжир. Не очень задумываясь, Иван принял его и на четыре года покинул страну. Вернулся он в конце 1993-го: Советский Союз распался, институт, где он работал — тоже. В Томске ему предложили вернуться в Институт химии нефти.

— Потом один умный человек сказал: «Сейчас кто хорошо живет? Нефтяники, газовики и банкиры. Но на банкира ты не потянешь. Есть институт — „ТомскНИПИнефть“». Я говорю: «Как? Это же проектный институт, там только рутинные анализы, это же «водокачка»?!" Он успокаивает: «Не горячись, главное — у них есть средства, можно будет приобрести современные приборы, а что с ними делать, тебя учить не нужно», — рассказал Иван Гончаров.

Так началась карьера Ивана Васильевича в «ТомскНИПИнефти», где с его приходом начали заниматься несвойственной для проектного института тематикой — геохимией.

«ТомскНИПИнефть» — сервисное подразделение «Томскнефти». Поначалу Иван Васильевич с четырьмя сотрудниками занимались выполнением простейших анализов, необходимых для подготовки проектных документов, но он знал, что при наличии хорошего оборудования можно делать значительно больше.

— Пришел я к Леониду Ивановичу Филимонову (в 1994-м году гендиректор ПО «Томскнефть» — прим. ред.) и рассказываю, что любая компания на Западе имеет свой исследовательский центр, который решает много практических задач производственников, начиная от разведки новых месторождений и заканчивая подготовкой нефти. Он смотрит на меня, как Герберт Уэллс на дедушку Ленина - «кремлевского мечтателя»: «Что ты нам сказки рассказываешь? Ты видел моих мужиков? Они в кирзовых сапогах в спальниках спят, а ты…» Действительно, это был 94-й год, мы месяцами не получали зарплату. Естественно, ни о каких импортных приборах не шло и речи, — вспоминает Иван Васильевич.

Но, как часто бывает, помог случай. При очередной проверке «контролирующие органы» обнаружили, что на Лугинецком месторождении нефтяники сжигают в три четыре раза больше газа, чем предусмотрено проектным документом. Понятно, что этот «лишний» газ шел из газовой шапки. А поскольку в этом газе содержится конденсат, который по своему фракционному составу очень близок бензину, то «умники» из комиссии посчитали, что помимо огромных объемов голубого национального достояния сжигался и этот самый «бензин». В общем, выписали огромный штраф на несколько годовых бюджетов «Томскнефти». Вызывает Леонид Иванович, и говорит «помогай, наука»!

— Я отвечаю: «Во-первых, конденсат не сжигается. Он, поднимаясь из залежи по системе НКТ, за счет снижения давления выпадает из газа и растворяется в нефти. Во вторых, бензин и конденсат — две большие разницы. Конденсат станет высокооктановым бензином с соответствующей ценой, только пройдя дорогую каталитическую заводскую обработку. А так это бросовый продукт, его просто в нефть закачивают». Он спрашивает: «А как докажешь?» — «Посмотрите, на Первомайском месторождении факел горит? А на Катальге? То есть, на любом нефтяном месторождении горит газовый факел, а шапка есть только на Мыльджинском и Лугинецком. Сейчас проедем по всем месторождениям, отберем пробы газа и вы увидите, что количество легких (бензиновых) фракций в газе, поступающем на факел, не зависит от того, есть или нет на месторождении газовая шапка». Обследовали: все оказалось так, как я и предсказывал, — рассказал Иван Гончаров.

Через две недели он вновь пришел к Леониду Ивановичу с вопросом: есть ли толк от науки? Так в лаборатории появился масс-спектрометр за 100 тысяч долларов, который до сих пор работает. В дальнейшем список оборудования лишь расширялся, как и штат, в котором сейчас 25 человек.

Сегодня основным направлением работы лаборатории являются геохимические исследования нефти. Причем такой лаборатории не существует ни в одной другой российской компании, а специалистов, подобных Ивану Гончарову, нет в регионе.

— Представим себе, что вот у нас есть нефтематеринская порода, которая генерирует нефть. Попадая в пласт-коллектор, заполненный водой, нефть, будучи легче воды, начинает всплывать вверх по восстанию пласта, пока не попадет в ловушку и не сформирует там залежь. Мы должны показать путь нефти от места генерации к ловушке, — объясняет Иван Васильевич. — После нас идут сейсмики, ищут эти ловушки, потом бурятся скважины и так далее.

Если попытаться объяснить в двух словах, то геохимия нефти изучает вопросы ее происхождения (из чего, где, когда и сколько ее было генерировано), миграции и аккумуляции в ловушку, а также ее дальнейшую судьбу в залежи. Необходимость этого направления в современных условиях обусловлена тем, что подобные исследования позволяют существенно снизить риски при выполнении работ по поиску новых залежей углеводородов. То есть, не бурить наугад квадратно-гнездовым способом, а выделить наиболее перспективные зоны в местах наибольшей генерации и затем уже на путях миграции ставить дорогостоящую сейсмику для поиска ловушек.

К слову, подобные исследования давно и широко практикуются за рубежом. Российские компании в этом плане безнадежно отстали, хотя и начинают понимать, что без геохимии нельзя.

— Наша лаборатория одна на всю страну, потому что мы слишком богаты. У нас еще много запасов нефти в залежах, открытых еще во времена СССР. Так или иначе, но сейчас лаборатория «ТомскНИПИнефть» завалена работой. Здесь проводят исследования не только для «Томскнефти», но в целом для «Роснефти». Поэтому мы работаем, кроме Западной и Восточной Сибири, на территории от Камчатки и Сахалина до Кубани и Чечни. Также все шельфовые проекты компании проходят через нашу лабораторию.

Еще одна любимая мудрость классика, которую исповедует Иван Васильевич, принадлежит академику Арцимовичу, заметившему, что наука — лучший способ удовлетворения собственного любопытства за государственный счет. Тогда можно считать, что Иван Васильевич счастлив дважды. Ибо еще одной страстью, кроме науки, для него является… общение с пчелами. Детство Ивана Васильевича прошло на пасеке, поэтому у него на всю жизнь осталась любовь к этим удивительным созданиям. Чтобы пополнить знания о них, он параллельно с аспирантурой, окончил заочно Институт пчеловодства.

Но этот интерес к пчелам обусловлен совсем не любовью к их сладкой продукции. Здесь, опять же, любопытство — что лежит в основе их фантастической организации? Как можно управлять их инстинктами? Ему удалось разработать такую систему ухода, при которой пчелы южных пород зимуют в суровых сибирских условиях прямо под снегом. Своим опытом он щедро делится на страницах журнала «Пчеловодство» — ваковском, между прочим. Его пасека окружена живым забором из ив девяти разных видов. Рядом с ульями — море цветов, среди которых различные сорта роз, клематисы, жасмин. А среди плодовых деревьев и кустарников не только традиционная смородина и малина, но и вишни, нежный и ароматный «Белый налив» и, представьте, виноград.

Текст: Егор Хворенков
Фото: Вероника Белецкая