Принцип чтения. Александр Огарев: «Иногда ради книг прогуливал школу»

«Книжные истории» Александра Огарева, главного режиссера Томского областного драматического театра тесно переплетены со спектаклями — прошлыми, настоящими, будущими. День из «Улисса», молитвы и роман Томаса Манна, Достоевский в Хорватии, потерянный рай героини «Метафизики труб»… Как же хочется все это увидеть!

Спектакли Александра Огарева никого не оставляют равнодушными, в чем зрители его первой томской работы «Лариса и купцы» уже убедились. О книгах он тоже рассказывает захватывающе, вызывая острое желание немедленно прочесть/перечесть эти произведения. Итак, предоставим слово сегодняшнему герою нашего «Принципа чтения».

— Дома у родителей было просто множество книг. Давать их почитать было не принято. Отец, человек строгих правил, даже повесил возле полок табличку с такими стихами:

Не шарь по полкам жадным взглядом,
Здесь книги не даются на дом,
Ведь полный идиот
Знакомым книжки раздает.

Я с детства увлекся чтением. Читал все, что находил на полках: Сервантеса, Конан Дойла. Когда дошел до Дюма, то начал прогуливать школу. Вместо того, чтобы идти на уроки, ехал на вокзал, где читал. Потом мама что-то заподозрила, начала интересоваться: «Как это ты всего за день успел и сходить на занятия, и прочесть такую толстую книгу?!».

В юности очень любил поэзию. Особенно, почему-то, грузинскую и армянскую. На вступительных экзаменах на курс Анатолия Васильева прочел отрывок из Нарекаци, армянского поэта XI века. Он был монахом, вся его книга посвящена тому, что он клеймит свои недостатки. Когда я читал его стихи, то, помню, делал акцент на фразе «Во мне все мои губители!», и комиссия тогда «просыпалась» на этот выкрик. Любил и стихи Осипа Мандельштама, Александра Блока и других поэтов.

Про Марину Цветаеву однажды ставил спектакль, пьеса-фантазия о ней была написана драматургом Екатериной Нарши. Действие происходит после смерти Цветаевой, она живет на поэтическом олимпе, вместе с Пушкиным и другими поэтами. Ее история переплетается с судьбой поэта Бориса Рыжего. Они, как два самоубийцы, ожидают на Олимпе, словно в чистилище, когда решится их судьба. Спектакль назывался «В обществе мертвых поэтов», он шел в Другом театре в Москве. А в Школе драматического искусства до сих пор можно увидеть мою постановку «Чудо со щеглом» — это работа по поэме Арсения Тарковского. Спектакль побывал уже на многих фестивалях.

Увлечение поэзией дало мне желание и в прозе видеть высоту конфликта, конфликта души со средой ее окружающей, попытку из нее вырваться. Мне неинтересна зарисовка, некое иллюстративное описание, мне важнее, что за ним скрыто, какой смысл.

Профессия способствует формированию определенного способа чтения. Если в детстве, в юности мне нравились в тексте красивые места, я их заучивал, выписывал, то сейчас, конечно, пытаюсь увидеть структуру: как произведение сделано, построено.

Первым спектаклем, когда я самостоятельно выбирал произведение, с которым хочу работать, стало «Преступление и наказание» Федора Достоевского. Поставил я его в Хорватии, где любят русскую классику и драматургию, и прозу. Достоевский был для них желанным автором. Я взял две линии, поскольку весь роман инсценировать сложно. Одна — Порфирий Петрович и Раскольников, вторая — Соня и Раскольников. Можно сказать, первая получилась горизонтальной: поиск преступника и погоня за ним, а другая — вертикальная, поиск смысла, Бога… Порфирий Петрович — это такой черт, он гонит преступника, не видит у него никаких перспектив, считает, он безнадежен. А Соня верит в человека, даже в убийцу. Раскольников сопротивляется всеми силами, но она его все равно приводит к Богу, и он обретает смысл. Его раскаяние наступает только в эпилоге, через 9 месяцев заключения под стражу (символичный срок!). Он увидел Соню из тюремного окна, заплакал и родился для Бога.

О таком сложном пути человека к Богу эта книга. Она очень красивая, страстная, веселая. Да, я считаю, в ней много веселых диалогов. Чего стоят только диалоги Раскольникова с Порфирием Петровичем! Следователь раскручивает его, наблюдая, как Раскольников выдает себя сам. Что убийца именно он, автор не скрывает. Но интерес не в том, чтобы его просто поймать, в этом должна быть особая мука, безнадежность. Человек, приближаясь к объятиям тюрьмы, лишается своего величия. Если в начале книги он хочет принести людям счастье, то затем становится тварью дрожащей. А Соня его приводит в состояние, осветленное смыслом пути.

Спектакль по «Евгению Онегину» Александра Пушкина ставили в театре Анатолия Васильева. Это изменило мое восприятие Пушкина: до этого момента я понимал его по-школьному. Под руководством Васильева мы работали над постановкой по «Онегину» и другим произведениям 8 лет, с 1996 до 2004 года. Несколько раз ездили в Михайловское. Спектакль до сих пор идет в Москве, в Школе драматического искусства. Конечно, речь шла не о школьном изучении, не о сюжете и персонажах, а, скорее, о судьбе поэта. Автор, точнее, лирический герой автора, активно присутствует в романе, через него, через Онегина, можно проследить, как меняется философия самого Пушкина и его мировоззрение, как он расстается с романтическим прошлым. Всегда непрост переход от юношеского, романтического существования к духовному.

Пушкин в юные годы был большим антиморалистом, в Михайловское его сослали за антиклерикальную поэму «Гаврилиада». Он насмехался надо всем. А к 1830 году он превратился в человека, у которого есть Бог и совсем другие ценности. Несмотря на поэму, высмеивающую Матерь Божью, церковь чтит его и сегодня как одного из самых правильных поэтов. Каждый год в Пушкинских горах проходит служба в церкви, где он похоронен. Такая странная метаморфоза с ним случилась. Это же описано в «Онегине». Юношеское, яркое, смелое, красивое уступает место более сдержанным тонам, концентрируется поэт на чем-то другом.

История поэта выражена в том нашем спектакле, в его первой части. Во второй — история книги, как роман существовал в русской литературе. «Евгений Онегин» — это архетипическое произведение. Из него вышли многие персонажи Достоевского, Тургенева, Булгакова. Во второй части неожиданно сцены Онегина и Ленского с тем же текстом представляют другие герои, например, Воланд и Коровьев. Это уже другой масштаб.

Романом Томаса Манна «Иосиф и его братья» мы тоже занимались у Анатолия Васильева. Это, конечно, книга невероятная по масштабам, и автор? один из величайших в ХХ веке, сумевший так величественно взглянуть на всю историю. В книге описывается библейская история, причем не только Иосифа, а и гораздо более ранних времен, от Авраама. Идет речь и об египетской, об израильской цивилизации. При этом все описания — фантазии автора, иногда психологические зарисовки на тему давно ушедших героев, которых мы можем представить себе только по Библии. Он рассказывает как живется в этом времени, историю Иосифа прекрасного. Он становится для Манна прообразом Христа, только слишком рано родившимся. Это человек, который нес любовь, прощение, но попал не в тот век, поэтому должен был содержаться в темнице. Очень человечный рассказ. Кроме того, в книге масса юмора, масса интеллектуальных деталей, делающих то далекое время как бы «нашим». Мы его не рассматривали как исторический роман, он переходит исторические границы. «Иосиф и его братья» — миф Томаса Манна. Он его рождает своей мощью, своим интеллектом. Это вроде бы и прошлое, но это и настоящее. Через невероятное множество деталей реконструируется то, что должно быть для нас примером.

Спектакль у нас получился очень интересный. Мы работали над ним в 1990-х годах, когда были еще студентами Васильева. Он поставил непременным условием репетиций чтение Библии с утра до вечера. Мы сделали такое расписание, что один из нас приходил в 8 утра и начинал читать, через полчаса его сменяли, и так весь день. Одни читали, другие репетировали. Вечером были показы. Диалоги из романа Манна показывались внутри группы поющих людей (мы изучили литургии). Служба, чтение Библии и диалоги шли параллельно. Сыграли спектакль мы всего два раза: в Польше и в Японии. В работе было занято много людей, когда учеба закончилась, собрать всех уже было невозможно. Но спектакль получился мощным, поскольку мы все были фанатично посвящены ему, держали атмосферу этого таинства. Работа принесла нам много радости.

Одна из последних книг, которая меня потрясла — это «Благоволительницы». Все в Москве ее перечитали. Этот роман про войну. Его автор Джонатан Литтелл, французский еврей, живущий в Америке. В процессе работы над книгой он приезжал в Россию и в Германию, собирал и тщательно изучал документы. Он проследил историю войны глазами эсэсовца, рассказал ее с жуткими подробностями, с расстрелами, с тем, как создавалась система лагерей. Немцы продумывали, как организовать убийства, чтобы потратить на эту тяжелую рутинную работу поменьше сил. Русская армия в книге представлена в не совсем щадящем режиме. Все описывается с нагнетанием, и в финале доходит до фантасмагории: по лесам бродят переродившиеся в кровожадное стадо, лишенное всех моральных ориентиров дети лет 12. Параллельно с войной герои играют на рояле, слушают музыку, ведут разговоры об искусстве, об истории. Эстетствующий главный герой словно живет в двух мирах одновременно, и красивый мир с миром ужасным у него не сопрягаются.

О книге Жоржа Амаду «Тереза Батиста, уставшая воевать» мне рассказала жена. Я в тот момент искал, какое произведение взять для студентов в ГИТИСе. Предложил ее своему курсу, но в итоге не получилось: девчонки не нашли нужной степени свободы, экстравагантности (а работы студентов рождаются из этюдов, требуют активности студентов). Но книга великая — это южная, жгучая история с неожиданной проповедью. Героиня Амаду — проститутка. Описывается весь ужас жизни, который привел ее к этому положению, какую ей пришлось претерпеть жестокость. При этом она святая (можно найти определенную параллель с Сонечкой Достоевского), она не потеряла способности к любви, к светлому обожанию мира. Это все вокруг понимают. И когда она наконец встречает свою настоящую любовь, то ее герой сразу видит: перед ним дева святейшая. И в этом нет никого противоречия.

«Метафизику труб» Амели Нотомб я хочу поставить на большой сцене Томского драматического театра. Это будет спектакль для достаточно юного зрителя, для 16-20-летних. Хочется, чтобы им не было в театре скучно, чтобы они приобщились к сопряжению светлого, веселого и трагического. Есть желание сделать очень красивый спектакль, с современными технологиями, посмотрим, насколько позволит бюджет.

Амели Нотомб — автор интересный. Она бельгийка, живет во Франции. Ее книгу изучают в бельгийских школах. История полна неожиданной веселой исповедальности. Она так ощущает жизнь и так ее передает. У ее героини интересная судьба: начало жизни девочка провела в Японии, где работал дипломатом ее отец-бельгиец. Этап от рождения до 3,5 лет она ощущает как рай. Ей все дозволялось, она открывала мир в своем невероятии. Она проповедница удовольствий, человек гедонистического склада. До года девочка не говорила, была мрачным человеком, который молчал или орал, родители не могли с этим справиться. И вдруг приехала бабушка и привезла белый бельгийский шоколад. С этого момента девочка начинает понимать: счастье на свете есть. Она описывает, как шоколад тает во рту. Она начинает постигать мир удовольствий: японские сады, море.

Когда она понимает в 3,5 года, что рай закончился, то решает покончить жизнь самоубийством, утопиться. Няня вытаскивает ее, но рай все равно кончился. Вроде бы 3-летняя девочка, но так трагично через нее постигается утерянный рай.

К сожалению, сейчас я читаю в основном только пьесы. Раньше удавалось хотя бы журнал «Иностранная литература» прочитывать, сейчас — только драматургию, чаще всего современную. Не знаю, как с этой проблемой быть. Я работаю над постановками в нескольких театрах параллельно. В Москве мы делаем с Дмитрием Певцовым «Лунин или смерть Жака» по пьесе Радзинского. После предпремьерного показа начну репетировать в Воронеже «Любовью не шутят» Альфреда де Мюссе. Давно пообещал поставить ее в Воронежской Драме, уже нельзя отказаться. Тем более, Мюссе — тоже один из моих любимых авторов, великий поэт. Потом опять возвращаюсь в Москву, в театре им. Станиславского ставлю на большой сцене «Анну в тропиках» Нило Круза. В Томске в следующем сезоне тоже появится такой спектакль, но только более камерный, он будет идти в малом зале.

Также в Москве в июне проект будет необычный проект. Игорь Яцко, ныне главный режиссер театра Школы драматического искусства, делал подобный 10 лет назад. Я участвовал в нем как актер-чтец. В столетие событий, происходивших в книге Джойса «Улисс» в 1904 году с 8 утра 16 июня до 8 утра 17 июня, мы произвели читку романа. Целые сутки читали параллельно с событиями, о которых там рассказывается. Даже попали в российскую книгу Гиннеса с этим непрерывным чтением. Действие романа параллельно происходит в нескольких местах, мы так и делали — одну главу читают в билетной кассе, вторую начинают в другом конце театра. Массовые сцены играют в зале (залов в Школе драматического искусства много). Самую длинную главу мы с Игорем читали с 2 ночи до 5.30 утра, параллельно играя в шахматы у камина. Были зрители, кто провел в театре сутки. Некоторые уходили. Но в 8 утра на следующий день, к завершению проекта, зал с был полон! В июне будет 110 лет событиям романа, и мы повторяем эту акцию.

Текст: Мария Симонова

Фото: Мария Аникина