Спасти их всех.
Детский кардиохирург Евгений Кривощеков о профессии, команде и силе личности

Коллеги-врачи как в России, так и за рубежом говорят о нем с огромным уважением. Родители детей, которых он спас, его буквально боготворят, утверждая: «Этот человек послан с небес помогать и спасать наших детей».

Сам же Евгений Кривощеков, детский кардиохирург, Заслуженный врач России и «Человек года- 2011» Томской области в номинации «Подвижничество», признается, что не считает лишним консультироваться у младших коллег, убежден, что главное в детской кардиохирургии — это командная работа и намерен бороться за жизни всех без исключения детей. Несмотря ни на что.

Галина Марцинкевич, заведующая отделением ультразвуковой и функциональной диагностики НИИ Кардиологии СО РАМН

«Кривощеков делает операции филигранно, четко, красиво. Это дано ему свыше: смелость, хорошая моторика — возможно, этому помогают даже какие-то физические особенности. Он идет на операцию, имея несколько планов на разные повороты событий. Я ни разу не видела, чтобы он растерялся».

 

— Почему это? Терялся, — говорит Кривощеков. — В ходе операции бывают неожиданные повороты, когда хирург понимает, что ему будет очень тяжело. Он не показывает вида окружающим, но внутри у него — буря эмоций. И просто страшно. Чтобы собраться, надо просто знать, как можно выйти из той или иной ситуации, и за несколько секунд принять решение.

— Рассказывают случай, как вы делали операцию вместе с американским хирургом. В ходе операции что-то пошло не так. Американец просто сказал: «Извините, я здесь ничего не могу сделать». Вы взяли командование на себя и спасли ребёнка.

— Совсем не так это было. Да, был тяжелый новорожденный ребенок, мы оперировали, было аномальное отхождение левой коронарной артерии — не от аорты, а от легочной артерии. Это очень тяжелый порок, он грозит инфарктами в младенческом возрасте. Поэтому нужно очень быстро сделать пересадку коронарной артерии в то место, где она должна отходить. Существует много разных методов пересадки этой артерии, американский хирург предпринял все возможные, но у него это не получилось. Мы же не роботы и не боги, мы обычные люди, которые также ошибаются.

В общем, в данном случае он пересадил коронарную артерию с определенными техническими проблемами и выйти из этой ситуации не смог. Я подумал, вспомнил похожую операцию, которая делалась много лет назад, и я на неё наткнулся, листая исторический справочник. Я сделал эту операцию и всё, мы победили.

Это не я победил, победила вся команда, и американская, и русская. Без командной работы детская кардиохирургия — ничто.

Видели «Формулу-1»? Там есть пилот, который рулит, и есть команда, которая обслуживает болид во время пит-стопов. Как чётко они меняют колеса, моментально заправляют! И в зависимости от синхронности работы команды, машина уходит с пит-стопа раньше или позже.

Так и у нас. Когда есть люди, которые понимают тебя с полуслова, тогда ты побеждаешь.

Александр Николишин, врач анестезиолог-реанимотолог НИИ Кардиологии СО РАМН

«В операционной Евгений Владимирович — лидер, хирург, принимающий решения. Но он понимает, что результат операции — это командная работа, и не считает зазорным консультироваться у младших хирургов и специалистов другого профиля».

 

— Ну да, а что зазорного? Ты не можешь знать всего. Да, знаний много, но каждый — специалист в своей области. Другие больше знают в области анестезиологии, третьи — в области реанимации и так далее.

В клинике каждую неделю проходят конференции, в которых участвуют все, вплоть до медицинских сестер. История болезни пациента, который идет в операционную, обсуждается всеми специалистами, каждый задает вопрос, который его беспокоит, и так выкристаллизовывается определенная тактика лечения.

Во время операции

— Сколько человек обычно присутствует у операционного стола?

— Хирург, два ассистента — один основной, один обучаемый, анестезиолог с анестезисткой, перфузиолог с перфузионисткой, операционная сестра… 9–12 человек на такое маленькое тельце ребенка.

— У вас постоянная команда?

— Да, мы работаем вместе уже в течение 10 лет. Конечно, иногда в ней происходили замены. Люди, которые были несовместимы с командной работой, ушли. Остались те, кто подходят друг другу.

— А когда приходится работать с иностранными коллегами или в других регионах?

— Это очень тяжело. Я люблю работать в своей операционной, со своими анестезиологами и перфузиологами. Когда меня куда-то приглашают оперировать, я стараюсь брать с собой двух-трех, иногда пять человек. Потому что любая хорошая операция может быть испорчена работой тех людей, которые дают наркоз или поддерживают искусственное кровообращение.

Стюарт Бергер, детский кардилог Детской Больницы штата Висконсин, Herma Heart Center, США

«Evgeny is a talented, passionate, committed, passionate and compassionate human being. It is a great honor to know him and to work with him. He is a very special individual».

Евгений — талантливый, страстный, преданный и отзывчивый человек. Для меня было честью познакомиться и работать с ним. Он — исключительная личность».

 

Джози Эверетт, исполнительный директор детского медицинского альянса Heart to heart, США, старший переводчик

«I have had the pleasure of knowing work with Evgeniy Vladmirovich for over seven years. During this time as his colleague I witnessed tremendous professional growth as a surgeon and a leader. His growth, from my viewpoint was absolutely fueled by his incredible passion to save the lives of his patients — children born with heart defects. Brilliant ideas for surgical approaches during critical moments were clearly linked to Dr. Krivoshchekov’s intense focus and desire to help the children under his care to leave the operating room with the best possible surgical outcome. Children who undergo surgery at his center are lucky to be in his hands and the hands of the team he leads.

Я знаю Евгения Владимировича и имела удовольствие работать с ним на протяжении семи лет. За это время я стала свидетелем его невероятного профессионального роста как хирурга и как руководителя. Его рост, с моей точки зрения, подогревается его огромным стремлением спасать жизни своих пациентов — детей, рожденных с пороками сердца. Блестящие идеи по поводу хирургических подходов в самые критические моменты операций имеют в основе его необычайную сосредоточенность и желание своим лечением помочь детям покинуть операционную с наилучшим возможным результатом. Детям, проходящим лечение в центре, очень повезло оказаться в его руках и в руках команды, которой он руководит».

 

— Профессиональный рост, конечно, есть. Хотя, что называть ростом? Я 15 лет работал взрослым кардиохирургом, делал любые операции на сосудах от головы до пяток, выполнял сложное аортокоронарное шунтирование, протезировал клапаны. Уже готовился к защите докторской диссертации, и всё в моей жизни шло хорошо и правильно.

На вручении премии «Человек года». Слева — Вадим Лебедько

Но вдруг Владимир Митрофанович Шипулин, руководитель нашего отделения, попросил меня попробовать позаниматься врожденными пороками сердца, потому что детский кардиохирург ушел. У меня был опыт лечения врожденных пороков сердца, я в свое время занимался этим с Викентием Викентьевичем Пекарским. Это было до 1994 года, до появления детского прибора искусственного кровообращения, и это была жуткая хирургия на самом деле. Ребёнка остужали в ванне с водой, сердце просто останавливалось, и было только 20–30 минут времени, чтобы закрыть дефект…

В общем, с февраля 2004 года я начал заниматься детской кардиохирургией, и мне это понравилось.

Взрослый кардиохирург — кто? Просто сантехник. Здесь труба забилась, выше и ниже тромбоза ставят обходной шунт — и всё получилось. Нет, это тяжёлая, интересная хирургия, но она особо не представляет загадок. А в работе с врождёнными пороками сердца каждый больной — абсолютно это уникальный случай. И поэтому я продолжаю здесь работать.

— Видите ли вы для себя дальнейший потенциал роста?

— Нет, в настоящих условиях я достиг своего потолка. Мы выполняем любые операции: возможные, невозможные, мыслимые, немыслимые. Это для нас уже стало обыденностью. Единственная неосвоенная область — пересадка сердца. Она поможет спасти детей, которым уже нечем помочь. Но детская трансплантация в России запрещена.

Ставится искусственное сердце, оно может быть внешним, может быть внутренним, но это временное решение! Оно ставится для того, чтобы пациент дождался трансплантации. А у нас он болтается на нём, как на привязи, 5, 10, 15 месяцев. Потом начинаются тромботические осложнения, инфекции и так далее. Дальше его судьба какова? Понимаете?

А ведь сегодня русских детей даже не ставят в лист ожидания в Европе… В общем, без детской трансплантации в России — никак. И мы готовы этим заниматься, дайте только возможность!

Сергей Попов, заместитель директора по научной и лечебной работе, руководитель отдела хирургического лечения сложных нарушений ритма сердца и электрокардиостимуляции НИИ Кардиологии СО РАМН

«Кривощеков, бывает, категорично отстаивает свою позицию, но его позиция основана на знании общего, знании частностей и огромном практическом опыте. В хирургии нет понятия интуиции, есть только знание клинической базы и понимание, что нужно сделать в каждом конкретном случае».

 

— Не согласен, в хирургии есть место интуиции. Да, конечно, все основывается на знаниях, на опыте. К тому же, у хирурга должно быть хорошее пространственное мышление. У тебя в голове должна автоматом возникать 3D-реконструкция сердца, как в хорошем компьютерном томографе. Но природа — это такая штука, от которой иногда просто сходишь с ума. Вот ты знаешь, что в определенном случае должно быть вот так, так и так. Заходишь в грудную клетку — а там всё наоборот, всё поперек. В этом случае срабатывает именно интуиция. Ты должен за секунду прокрутить в голове все свои книжки и принять решение. Порой ты не можешь объяснить, почему ты сделал именно это. Но победителей не судят.

Впрочем, у нас, как и в любой профессии, бывает чёрная полоса: постоянно идёт что-то не так, случаются неудачи… На это есть расхожее выражение: «Не пора ли тебе сходить в церковь и поставить свечку?».

— И вы ходите, ставите свечки?

— Ну да. Хирурги вообще — народ суеверный и склонный к ритуалам. Первый мой руководитель и наставник академик Викентий Викентьевич Пекарский говорил: «Сегодня день чёрной луны, сегодня мы не оперируем». И действительно, если в такие дни ходили в операционную, всё шло не так. Понятия не имею, откуда он это знал.

У каждого хирурга есть определенный ритуал. Например, чтобы операция прошла успешно, он должен выпить чашечку кофе, выкурить сигарету, пойти в операционную только в определенных тапочках и тому подобные вещи. У меня тоже есть свой ритуал, но раскрывать его я не буду, это глубоко в душе.

Вадим Лебедько, заместитель директора по экономике и развитию НИИ Кардиологии СО РАМН

«В свободное время, которого с каждым годом всё меньше, Евгений Владимирович увлекается карповой рыбалкой. Это такой вид рыбалки, который требует долгой и тщательной подготовки, как теоретической, так и материально-технической. Если всё сделано правильно, получается снасть, которая как бы ловит сама.
Конечно, хирургия — гораздо более сложная и ответственная область, но аналогию, я думаю, провести можно. Здесь также многое зависит от предварительной подготовки, выбора материалов и инструментов»

 

— Конечно, чем качественнее инструмент, тем лучше и легче работать. Относительно подготовки — в американских и европейских стандартах есть такое понятие, как сетка безопасности для пациента. Это определенный запас крови, набор инструментов, расходных материалов, препараты, которые могут понадобиться, а могут и не понадобиться. Всё это на всякий случай наготове: открытое лежит на операционном столе, находится у анестезиолога, заряжено в шприце, дозаторе и так далее. Если не пригодилось — собирается и выбрасывается. При сегодняшнем финансировании мы не можем себе этого позволить, а жаль.

— А на рыбалку действительно редко получается вырваться?

— Очень редко. В этом году так и не удалось съездить, но очень хочется. Мы ездим на рыбалку в Кемеровскую область, там есть частные пруды, где разводят карпов. Мы ловим карпов не ради наживы, а ради интереса, азарта, адреналина. Карп в год растет на полкилограмма, и когда ты вытаскиваешь карпа килограммов на 10, понимаешь, что до этого он 20 лет плавал, рос… Жалко такого есть. Целуешь и отпускаешь.

— Вы можете представить свою жизнь без хирургии? Чем могли бы заниматься?

— Дворником бы работал! Очень хорошая профессия: свежий воздух, физический труд, для здоровья полезно. А что зарплата низкая — так мы здесь тоже не так много получаем.

С. Берт Литвин, детский кардиохирург Детской Больницы штата Висконсин, Herma Heart Center, США

«Evgeny is an outstanding surgeon and person. It was a pleasure for me to work with him and to witness now much progress your pediatric heart center has made under his leadership. I send warm wishes and heartiest congratulations to him on being recognized and honored by the Russian Federation.

Евгений выдающаяся личность и хирург. Мне было очень приятно работать с ним и быть свидетелем прогресса детского кардиохирургического и кардиологического центра, который был достигнут под его руководством. От всей души поздравляю его с признанием его заслуг Российской Федерацией.».

 

Джэнет Симсик, детский врач реаниматолог Национальной Детской Больницы Колумбус, штат Огайо, США.

«Evgeny is a true leader among cardiac surgeons who has dedicated his professional career to providing quality care to the children in Russia with congenital heart disease. I have enjoyed working with him because of his fun loving spirit and passion for helping others.

Евгений — истинный лидер среди кардиохирургов, который посвятил свою профессиональную карьеру обеспечению качественного лечения детей с врожденными пороками сердца в России. Мне было очень приятно работать с ним из-за его веселого нрава и той страсти с которой он помогает людям.».

 

Фрэнк Сета, детский кардиолог Клиники Мэйо, США

«Evgeny Krivoshchekov is a highly skilled pediatric cardiac surgeon. But he is unique because of the passion that he brings to our profession. He loves the children and he is determined to save them all. It has been an honor to work with him.

Евгений Кривощеков — детский кардиохирург, обладающий высоким мастерством. Его преданность нашей профессии делает его уникальной личностью. Он любит детей и намерен спасти их всех. Работать с ним было честью для меня».

 

— Намерен, да не получается. В последнее время я думаю, что одними руками спасти всю Россию нельзя. У нас ведь всё держится на хирурге, на личности, на лидере.

Американская организация Heart to Heart, с которой начинали работать и мы, запускала проекты в разных городах Российской Федерации, — не пошло, не сложилось. У нас всё получилось. У нас сформировалась команда, и теперь уже мы делимся своим опытом и знанием с коллегами. Скоро вот наши улетают работать в Калининград.

— Эта деятельность совершенно благотворительная, из намерения спасти всех?

— Да, конечно. Один из принципов работы Heart to Heart — «Научись сам и отдай знания другому».

Американские врачи-волонтёры ездят сюда в свой отпуск. Им оплачивают билеты, какое-то проживание и всё. Мы тоже бесплатно оперируем по всей России, пытаемся научить коллег тому, что умеем сами, но никто не хочет учиться. Точнее, они, может, и хотят, но нет ни финансов, ни ставок, ни штатов. Очень обидно это всё.

Да и одержимых таких мало. Если правду говорить, то я и все, кто со мной работает — безумцы в своем желании помочь всем детям. Порой я не понимаю некоторых кардиологов, которые тянут ко мне таких «безнадежных» детей, которым отказано везде. Но мы их оперируем и спасаем.

Многие мои коллеги, взрослые хирурги, говорят: «Ты идешь против Бога. Бог же создал этого ребёнка с врожденным пороком сердца, а ты пытаешься это исправить». Ведь на самом деле никто не знает, почему такое случается. Детей с врождённым пороком сердца всегда бывает около 10 на 1000 родившихся — и в благополучной Америке, и в Европе, и где-нибудь в Замбии. Эта цифра не зависит ни от социального статуса, ни от возраста, ни от образа жизни родителей. Никто не знает, почему это происходит.

Может быть, Бог нас за это накажет. Но пока не наказывает.

Текст: Катерина Кайгородова

Фото: Владимир Дударев