Принцип чтения.
Екатерина Кирсанова: «Благодаря Прилепину я вернулась к современной литературе»
Эстетика важна для историка искусства, поэтому неудивительно, что преподаватель ТПУ Екатерина Кирсанова всегда обращала внимание на оформление книг, любила издания с красивыми иллюстрациями.
Отчасти поэтому героиня нашей рубрики до сих пор неравнодушна к детской литературе. Но в ее круг чтения попадают, конечно, и современные произведения, в том числе романы Захара Прилепина.
Нам Екатерина рассказала о том, почему она взялась за «Обитель», чем ей не нравится Карлсон и о каких книжных проектах, связанных с Томском, она мечтает.
***
— Первые книги, которые мне очень нравились, были… про дедушку Ленина! Их мы читали в детском саду, меня они захватывали. Дедушка Ленин даже стал для меня неким кумиром, причем в моем сознании он раздваивался: был отдельно мальчик Володя и отдельно дедушка Ленин. Они никак не склеивались в моей голове в единое целое, хотя я и знала, что это один человек.
***
Круг моего чтения в детстве был связан с тем, что предлагали родители. Мама всегда покупала очень хорошие детские книжки с великолепными иллюстрациями. Помню, часами могла разглядывать зайчиков, лебедей в альбоме «Ладушки», оформленном Васнецовым.
Страшно благодарна своим родителям: они выписывали качественные детские журналы. Прежде всего это был «Колобок», он издавался великолепно. Так прививалась эстетика не только чтения, но и визуального восприятия. Изобразительное искусство пришло ко мне через иллюстрированные журналы и книги.
***
По мере взросления мне уже становилось интересно самой выбирать книги. Класса до
Лет в семь поехала в пионерский лагерь, все брали там в библиотеке
Могла лет в 10 взять с полки томик Антона Макаренко (зачитывалась его произведениями), а потом шокировать папу вопросами. Представьте, лежит
Папа сначала страшно удивляется, что же это я такое читаю, а потом начинает выкручиваться, объяснять
Мне не было интересно то, чем переболели многие дети в 5–6 классе. «Три мушкетера» и другие приключения прошли мимо меня. Из военной литературы меня более всего привлекали истории про детей, про то, как они переживали то время. «Девочка из города» Любови Воронковой и другие подобные повести — они вызывали у меня сопереживание. Дело в том, что мой дедушка был в войну подростком, а бабушка ребенком. Мне хотелось пережить именно их чувства.
***
Счастье случилось в 8 классе: у нас в школе (я училась в Кемерово) организовали университетский лицей, я как любительница чтения, естественно, пошла в филологический класс. В качестве классного руководителя и учителя литературы мне достался гениальный преподаватель Андрей Мазур.
Тогда круг чтения стал формироваться благодаря педагогу. У него была своя программа. К примеру, мы не проходили Шолохова, и я до сих пор не собралась его прочитать. Многие говорят, что это такое эпохальное произведение, как же можно его не читать. А у нас не было его в программе.
На уроках литературы в лицее было неимоверно интересно, преподаватель раскрывал нам литературу не как любопытное чтиво, несвязанный с нами опыт. Он умел подать любую историю как имеющую непосредственное отношение к нам здесь и сейчас.
«Преступление и наказание» — одна из тех книг, которая «держала» меня в состоянии абсолютной погруженности от первой до последней страницы. Я долго откладывала, боялась читать Достоевского. Слушала с детства программы по радио, где рассказывали, какой он умный и непонятный. Думала, не пойму его. Удивилась, когда открыла книгу — и пропала. Я ощущала запахи, звуки, каждое движение… Тогда я болела ОРЗ и сидела дома, можно было не отрываться от чтения. Родные говорили мне «Катя, прополощи горло, выпей таблетку, покушай…», я отвлекалась с трудом. В тот момент я жила книгой.
***
Уверена: человеком, который хорошо умеет читать, трудно манипулировать в жизни. Литература показывает такие глубинные стороны взаимоотношения между людьми!
В университете я встретила второго феноменального преподавателя — Галину Александровну Жерновую, она не филолог, а искусствовед. Она учила нас разбирать драматургию, и все раскладывала, как на картах гадала. Показывала элементы, как что построено, объясняла, кто как на кого влияет, кто пытается другими манипулировать через выстраивания определенных ситуаций. Сложные человеческие взаимоотношения она рассказывала через драматургию. Было очень интересно.
***
Близкие люди формировали мой круг чтения. Некоторые книги я не прочла в детстве, но потом с ними все же встретилась.
После второго курса переезжал в Петербург мой друг. Он подарил мне «Льва, колдунью и платяной шкаф» Клайва Льюиса, издание
Мой муж, когда мы познакомились и стали дружить, был удивлен, что Юрий Коваль прошел мимо меня. Он открыл для меня этого автора. Книги Коваля не детские. «Недопесок», «Пять похищенных монахов» — какие же они детские? Там ничего специально детского, на мой взгляд, нет. Да, они написаны понятным ребенку языком, но по тем напластованиям смыслов, что там есть, по глубине — это взрослые истории. Впрочем, для хорошей книги такие определения очень условны. Гениальные детские писатели — они для всех, вне возраста.
«Самую легкую лодку в мире», «Приключения Васи Куролесова», «Монахов» я прочла уже взрослой барышней. Теперь они среди моих любимых книг. Мой старший ребенок любит «Васю Куролесова». Три раза его перечитывал.
***
Сейчас мы читаем с детьми «Эмиля из Леннеберги» Астрид Линдгрен.
«Эмиль» — это моя любимая книга у Астрид Линдгрен. Карлсон в детстве мне совершенно не нравился. Я очень правильная была девочка, меня привлекали истории про Ленина, пионеров, а тут вредный Карлсон. Машинки взрывает, проказничает — вредное противное существо!
«Пеппи Длинныйчулок» не вызвала у меня никакого интереса. А историй про Эмиля дома не было. Когда я относительно недавно приехала в гости к маме, то случайно заметила эту книгу, сказала, что ее не помню. Оказалось, ее покупали младшему (нас в семье пятеро), у нас с ним большая разница в возрасте. Брат поразился, что я не читала ее, сказал, в детстве она была его самой любимой. Я начала ее читать немедленно и на первой же странице расхохоталась в голос… Было поздно, все ложились спать. Я просидела до трех утра, на одном дыхании прочла книгу. С трудом сдерживала смех, чтобы не разбудить родных.
Эмиль тоже хулиганит, но это другой случай, чем с Карлсоном. Речь идет об обычном мальчике. Более всего меня подкупает в книге фантастическая любовь и принятия ребенка у Линдгрен. Она поясняет: Эмиль вырос таким благодаря маме. Она описывала все его хулиганства в тетрадке, любила своего сына, верила, что из него вырастет прекрасный человек. И из него вырос председатель сельской управы.
У меня старший ребенок правильный как я, а младшая любит проказы в духе Эмиля. Когда мы читаем книгу, то сын смотрит на сестру и говорит: «Это знакомо, Машка также хулиганит».
У нас сейчас каждый вечер начинается с того, что дети кричат «Ура, мы будем читать Эмиля!». Читаем по одной истории, не спешим.
Сегодня мой круг чтения связан с детской литературой. Одна из причин в том, что я человек, помешанный на книжной иллюстрации. А взрослую литературу в России не принято сейчас иллюстрировать, что очень жаль!
Как ко мне пришло осознание любви к книжной иллюстрации, это отдельная история, связанная с Томском. Дело было еще до рождения детей.
Я из Кемерово, в Томск уехала за мужем. Он стал знакомить меня с близкими друзьями. Одним из них была Люда Антощук, потрясающий человек, филолог. Очень ярко помню, как Никита вел меня знакомиться с ней в 2001 году. Всю дорогу «накручивал» — она особенная, она очень сильная, умная и талантливая, но у не очень жесткие требования к людям и если у вас не получится взаимопонимания, ты не расстраивайся.
Я шла и меня обуревало дикое любопытство — что это за человек,
Мы пришли в деревянный дом на Дзержинского, в уютную и
В одной из комнат от пола до потолка были стеллажи с книгами —
Но вдруг увидела на стене бесподобной красоты и мастерства рисунок — иллюстрацию к «Мэри Поппинс». И застыла.
«Нравится?» — спросила Людмила.
«Не то слово!» — выдохнула я.
Тогда Людмила обернулась к Никите: «Правильно ты выбрал себе жену, это наш человек!». Рассказала, что автор акварели Геннадий Калиновский. Это был подлинник, написанный в
Вскоре пришел Глеб, уточнил, вымыла ли я руки, выдал мне мягкие перчатки — только после таких ритуалов можно было прикоснуться к его коллекции графики Калиновского и книг, проиллюстрированных им. Поговорили о том, какие великие мастера иллюстрации были в советское время, и как ужасно оформляли детскую литературу в
***
Качественный перелом в уровне иллюстраций начался году в 2004–2005. Тогда на рынок постепенно зашли различные интересные книжные издательства, в том числе украинские и белорусские.
В сообществах в ЖЖ в то время часто выкладывали сканы старых книжек, сетовали, что теперь их нигде не купить. Издатели почувствовали, спрос есть, и начали переиздавать старые книги. Сейчас все меньше плохо оформленных книжек с ужасными иллюстрациями.
Кроме того, заявила о себе плеяда новых художников. И совсем молодых, и лет 35–40. С некоторыми из них я дружу. Главное: издатели начали вкладываться в профессионалов, а не скупать копеечные некачественные рисунки.
У нас в Томске есть потрясающий художник — Оля Нечаева. Мне хочется, чтобы было больше проектов, где бы Оля могла реализовывать свой талант. У нее есть бесподобные иллюстрации к истории о старце Федоре, к роману Владимира Костина — это высочайшего образца издания.
***
В Перми, в бытность губернатора Черкунова, было много качественных проектов в книгоиздании. Например, Зина Сурова, художник родом из Севастополя, которая теперь живет в Москве, проиллюстрировала потрясающую книжку «Сказка о Пермской земле». Делали её на основе коллекции пермской деревянной скульптуры ХVII — начала XX веков. Уникальная коллекция таких скульптур хранится в Пермской государственной художественной галерее. Стиль графики Зины совпал со стилистикой этой скульптуры. Но вот что удивительно — когда книгу презентовали для детей в Финляндии, в этих обобщённых, лаконичных графических образах людей и животных, финские дети увидели свой родной край, стиль изображения был им близок —
У меня есть две мечты, связанных с книгами (правда, я пока ничего не сделала для того, чтобы их реализовать). Первая — это мощный фестиваль, чтобы в нем участвовали и книжные иллюстраторы. Они умеют бесподобно оформлять выставки. Та же Зина Сурова для пермского фестиваля «Белые ночи» делала огромный интерактивный павильон. Вторая мечта — мне очень хочется, чтобы появилась интересная книжка о Томске для детей. Возможно, книжка путеводитель с играми, карта с ралли по Томску… Да, один путеводитель уже издан, я видела несколько его сканов, мне работа показалась непонятной и нестильной. Я мечтаю о такой книге, которая была бы ребенку действительно интересной, чтобы благодаря ей к читателю приходила история Томска. Любовь к городу формируется с детства, через любопытные факты. Хочется открыть город для детей, а через детей и для взрослых.
***
«Обитель» Захара Прилепина выглядит в моем круге чтения неожиданно. Некоторые мои друзья по фейсбуку читают страницу Прилепина. Однажды мы обсуждали украинские события, и
До этих политических событий я не знала о Захаре Прилепине ничего и его не читала. Мой круг современной литературы был сформирован моим ближайшим окружением, а это люди
***
В публицистике Прилепина мне родственен такой момент. Меня все
Но ощущение тотальной неправильности этой позиции было у меня всегда, как бы меня не переубеждали.
И когда я стала читать публицистику Прилепина, то обнаружила, что я в своем представлении о порочности такого рыночного гипертрофированного индивидуализма, когда человека превращают в некое социальное животное, зацикленное на безудержном потреблении — не одинока.
А потом возникло желание читать не только его публицистику. И купила «Обитель».
***
С этим кирпичом поехала на встречу с автором в Кемерово. Кемеровчане в год литературы зазвали к себе Прилепина. За день было несколько его встреч с читателями, но самая неожиданная — в рамках проекта «Лучший», это такой народный проект, который придумали очень талантливые люди. Суть его в том, что несколько чтецов, обычно непрофессионалы, выбирают себе отрывки из текстов того писателя, которому посвящен вечер. Читают каждый раз в совершенно новых пространствах - библиотеках, двориках, торговых центрах. Публика приходит, слушает, а жюри выбирает среди выступающих лучшего чтеца.
Прилепин не любит, когда его произведения читают вслух, говорит, испытывает ощущение наготы. Но в Кемерово приехать согласился. Мне было интересно посмотреть на живого автора, послушать, как мои друзья участвуют в конкурсе. Необычный проект. Я боялась, будет
***
С «Обителью» мне тяжело. С трудом продираюсь сквозь текст «Обители», словно через мшистый северорусский лес. Без конца запинаюсь о слова и злюсь. Ну вот к чему здесь «единостолпная»? Нельзя просто — трапезная палата бывшей соборной церкви? Ну кто может представить себе эту архитектурную конструкцию? Зачем такая неимоверная плотность слов? Злюсь, и думаю — «А отвыкла ты, Катя, читать такие тексты. На себя раздражаешься, не на Прилепина».
Хотя некоторые мои друзья убеждены, что это неудобство от того, что фигура Прилепина «дутая», что он графоман и стилизатор. Но у меня сложились уже отношения и с текстом, и с героями, мне интересно, для чего автор всё это пишет и к чему он придет. Пока мне не понятно, но я возвращаюсь к книге постоянно, когда начинаю скучать по главному герою, который мне, кстати, совершенно не симпатичен и это тоже новый и интересный опыт для меня.
***
А ещё я благодарна Прилепину я за то, что он открыл для меня новых русских писателей. И стал моим, можно сказать, проводником.
У меня, как и у некоторых других людей, сложилось впечатление, что «настоящая» литература — это то, что было написано
Да, я читала Пелевина, смеялась до слез над «Generation P» — большинство моих друзей тогда работало в рекламе, и многие вещи были очень узнаваемые. Но его проза мне не близка. Сорокин у меня вообще не пошел, две страницы могу прочесть и все…
Когда я прочла у Прилепина что у нас появилось новое поколение писателей, то удивилась. И возник интерес к этим именам — Михаил Тарковский, Алексей Иванов, Герман Садулаев.
Сейчас параллельно несколько книг читаю. «Женщин Лазаря» Марины Степновой начала. Тоже тяжело идет, болезненно. Думаю, это со мной
Текст: Мария Симонова
Фото: Мария Аникина